Мы сейчас не будем говорить о «цветах первого и последующих порядков», о «цветовых системах», физических характеристиках и прочей псевдообъективной муре. Всё-таки в русской традиции не голубой есть оттенок синего, а синий всего лишь оттенок голубого.
Где сидит фазан?
Так что, не сверху вниз «Бело-сине-красный, русский флаг прекрасный», а много проще, снизу вверх - «красный, голубой, белый». Или ещё прощу – КГБ.
А между тем он, в отличие от красного знамени с серпом по яйцам, был флагом моей страны. Моей личной страны. Был и перестал, и остался. Это не ерничанье и не парадокс. Так случается.
И всё-таки сегодня мне почему-то захотелось вспомнить отрывок из одного своего текста о другом знамени. Вспомнить и поделиться с вами. Только, пожалуйста, в ответ не надо рассказывать мне о своей газовой плите и как в вашей стиральной машине линяют голубые трусы.
Впрочем, не смею ни на чем настаивать, ещё всего несколько строк.
«Но если все-таки допустить, со всеми мыслимыми оговорками, осознанное желание Жаннеты из Домреми победить в священной войне и освободить любимую страну от иноземных захватчиков, — чтó может кричать, идя в атаку, невнятное средневековое существо? «Вперед, за Францию!», «За родину!», «За короля!», ну, в конце концов, — «Во имя Господа!».
Но леденящим апрельским утром, не собираясь оглядываться, никуда не спеша, но и не медля более мига, привстала слегка в стременах Орлеанская Дева. И, кинув вверх руку с уже однажды спасшим Европу мечом, вывела по застывшему вдруг небу безукоризненным стальным альтом: «Все, кто любит меня, — за мной!» Не за королевским знаменем, не за священными католическими хоругвями. «Чтобы окрасить и обеспечить материалы для большого знамени и маленького для Девы — 25 турских ливров», — выписал счет скрупулезный Рагуйе. За личным штандартом Девы вслед кинулись капитаны и графы, наемники и ветераны, богохульники и мародеры, будущие маршалы и легендарные преступники, Дюнуа и Буссак, де Рец и Ла Ир, вся эта смертельно уставшая и давно потерявшая веру свора арманьякских бандитов.
Да, на маленьком знамени был и Господь, и ангел, и облако, и лилия. Но знамя было ее. Личное. Строго говоря, ни по каким законам, ни по каким традициям правом на него она не обладала.
Собственно, за это ее потом и убили.
Конечно, ничего не поняли, но шкурой ощутили, до самой мерзкой и жуткой предутренней дрожи ощутили каждой клеткой своей провонявшей под рясами, доспехами и камзолами шкуры: вот она где самая большая опасность — «меня» и «за мной»! Потому, засуетившись в ужасе, не рискнули зарезать обыденно, как вражеского солдата, прилюдно повесить, как партизанку, или просто удавить втихую, как досадную помеху. Нет — ведьма и костер.
Строгое и подробное расследование. Громкий суд. Все многословно, тщательно и предельно лживо. Как и последовавшая реабилитация. Чтобы ни в коем случае даже самим себе не дать понять, за что убивали и за что потом объявляли святой. Но было поздно и бесполезно. Оказалось, что любые флаги можно опозорить и кинуть к ногам победителя.
Маленькое знамя — нельзя».