Есть такой известный человек Михаил Козырев, он, скорее всего, не большой философ, да и по роду многолетней деятельности радиопродюсера с музыкальным уклоном неизбежно вряд ли умудрился остаться носителем незамутненных нравственных идеалов. Но лично я его обожаю за роль в «Дне радио», да и передача, которую он ведет на «Дожде», дает основания полагать, что Михаил Натанович отнюдь не самая большая сволочь и не полный придурок. Но это я так, походя и на всякий случай, к теме сегодняшнего моего текста сказанное мало относится.
И вот в уже упомянутой передаче он начинает разговор о идее наших депутатов повысить возраст продажи алкоголя до двадцати одного года. И, как обычно, время от времени, выводит в эфир кого-то из авторитетных людей с их мнением по данному поводу. В какой-то момент объявляет, что на связи мэр Екатеринбурга Евгений Ройзман. В общем-то для такого разговора достаточно естественная фигура. Человек, который столько времени и сил потратил на борьбу с наркотиками и наркоманией, наверняка имеет что сказать, и, кстати, нередко действительно говорит, и об алкоголе с алкоголизмом. Но тут, видать, что-то в наушник Козыреву уточняют и он, профессионал всё-таки, не моргнув глазом и без малейшей паузы меняет легенду. Мол, сейчас вы услышите режиссера Зиновия Ройзмана.
На экране появляется фотография Зиновия Александровича из «Википедии», и несчастный семидесятилетний человек, может, и не великий кинорежиссер, но никогда не замеченный как большой специалист по проблемам пьянства с любой стороны и в любой ипостаси, которого дернули говорить на совершенно и более чем явно неинтересную ему тему, начинает тоскливо тянуть что-то, типа, ну, я не знаю, это сложный вопрос, так сразу не ответишь, тут нужно серьезно думать…
Казалось бы, на этом разговор в прямом эфире и должен быть тут же закончен, пусть Ройзман пока думает, а выскажется тот, кто уже хоть что-нибудь интересное уже придумал, но у телевидения свои законы, и от безвыходности Зиновий Александрович вынужден продолжить уныло бубнить про то, что для уменьшения пьянства надо больше заниматься досугом молодежи, организовывать секции и кружки, особенно в сельской местности, вот, в наше время, конечно же, так не пили, как сейчас…
На этой фразе, про «наше время», я, наконец, заржал и переключился на «Меццо».
Статистика меня вообще мало интересуют, особенно отечественная, уж слишком хорошо знаю, как она делается, а совсем особенно не интересует та, что основывается на данных с финансовыми или ментовскими корнями. Но я давно живу и смотрю на мир широко открытыми глазами, активно вращая головой. Потому берусь утверждать исключительно по собственному опыту. Ни поколение моего старшего сына, почти сорокалетние, ни дочери, почти тридцатилетние, ни сына младшего, двадцатилетние, и в половину не пют так, как квасили мы «в наше время».
Есть у них немало иных недостатков, многие из которых представляются мне сильно большими, чем пьянство, и я со стандартной извечной стариковской сварливостью могу иногда на это сетовать, но водку с дешевой «портвухой» мы потребляли несомненно серьезнее.
И при том, сколько живу, столько и слышу этот бред про «организацию досуга молодежи». Кстати, знаете, подобное случалось и в бытность мою корреспондентом «Московского комсомольца», но меньше, из-за чисто местных особенностей. А вот когда стал работать в «Крестьянке», стало чуть ни традицией. Выходит какой-нибудь очередной партийный документ, зовет меня Семенова и с горящими глазами излагает оригинальную идею. Что надо мне найти какой-нибудь сельский район, где всего такого необходимого для молодежи понаоткрывали, и в связи с этим резко повысилась трезвость.
Самое смешное, что как это кому-то сейчас ни покажется странным, но мне обычно удавалось без особого труда отыскать образцово-показательный населенный пункт, чаще, конечно, это был поселок – центральная усадьба совхоза или колхоза-миллионера (если кто помнит, что это такое), где отлично работал клуб со всяческими кружками разнообразного творчества, спортивными секциями и даже, бывало, чуть ни духовым оркестром. И стадион по сельским меркам более чем приличный, и библиотека роскошная, и какой-то местный краеведческий музейчик мог процветать.
Всякие чудеса бывали. Одного мне так никогда и не суждено было обнаружить. Чтобы там несмотря на всё эти благости хоть на поллитру в месяц меньше выпивали, чем в таком же селе соседнего района, где кроме пения одинокого петуха больше никаких иных культурных занятий не предусмотрено.
Однако это я заболтался совсем уже не по теме. Вопрос хотел задать совершенно другой. А, может, действительно стоит ограничить продажу спиртного с двадцати одного года?
Вот только хорошо бы услышать, почему именно с двадцати одного? Ну, относительно этого срока для американцев, как и про наши сегодняшние восемнадцать, всё относительно понятно, тут определенный исторический компромисс, никакими особыми объективными факторами не обусловленный, но где-то же надо было проводить линию между «здесь ещё не куча» и «здесь уже куча». А если начинать с чистого листа и забыть про всякую подлую Америку, то почему не до двадцати, или двадцати пяти, а то и двадцати семи?
Умоляю, господа, не подведите и не разочаруйте. Сделайте над собой последнее героическое усилие. Очень жду серьезных и подробных логический обоснований.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →