(Начало здесь)

Или не большое умение, или природное нежелание мудрствовать лукаво, а то и мудрствовать вообще, новый халиф проявил не только в ответе на судьбоносный вопрос при избрании, но и сразу после восшествия во власть по всем направлениям своей деятельности.

Поначалу могло сложиться впечатление, что ничего вовсе не изменилось, кроме имени правителя. Куда наступали, туда и продолжили наступать. То есть, на самом деле, всюду, куда могли по периметру, не сильно заморачиваясь приоритетами. Если посмотреть на карту хотя бы только седьмого века, которым пока и ограничивается наш интерес, то становится и без особого глубокомысленного анализа понятно, да просто видно, что тесто растекается по сковородке и никаких иных стратегических хитростей.

Была при Мухаммеде небольшая полоса внизу Аравийского полуострова, Мекка, километрах в четырехстах с чем-то от неё Медина, некие разной степени подвластности территории вокруг, затем приходит один халиф, второй, третий, тесто расползается, как будто площадь блина могла бы и ограничиться размером сковородки, того самого полуострова, но нет, как говорят опытные сантехники, «вода дырочку всегда сама найдет», полуостров всё-таки не остров, халифат продолжает разбухать, просачиваться и растекаться, а в какой-то момент уже задумывается о создании серьезного военно-морского флота и дальнейшей экспансии через водные преграды, но об этом несколько позже. Короче, похоже на довольно примитивный инерционно-кулинарный процесс.

Но это кажущаяся и простота, и естественная непрерывность последовательности. Хотя, на первый взгляд, Усман был создан именно и только для такого. Он лет на десять, если не боле, старше даже своего предшественника, почти ровесник пророка, ну, может, года на три-четыре моложе. Естественно, тоже «ближайший друг, ученик, сподвижник и соратник», мусульманин из того самого первого призыва Абу Бакра, ветеран, старейшина и всё прочее подобное.

Слегка надоело, но для поддержания традиции упомяну, что ещё в Мекке Мухаммед отдал за Усмана чудесную свою дочку Рукайю, а когда та умерла уже в Медине, в двадцать четвертом, как раз по окончании битвы при Бадре, пророк вручил в жены товарищу следующую свою дочку, Умм Кульсум, чтобы тот сильно не горевал. Так что, третий халиф был не просто зять, но дважды зять Мухаммеда. Не знаю, является ли это полным эквивалентом комплекта Али «единожды зять, но зато ещё и двоюродный брат», но тут я встречаюсь с тем же непреодолимым затруднением, что и мушкетеры, которые вынуждены были прировнять добытый Арамисом завтрак с шоколадом у аббата к половине обеда, однако сами до конца не остались уверены в точности вычисления. Так что, тут каждый волен делать выводы самостоятельно.

Но несмотря на такую почти стандартную, если не преувеличенную традиционность, Усман оказался довольно своеобычным и неожиданно креативным правителем, с годами всё более проявляя даже не то, что личностные особенности, а и тенденции вплоть до по сути противоположных второму халифу.

И прежде всего я обязан упомянуть лично для меня принципиальнейший факт, о котором подробнее уже говорил. Именно при Усмане и во многом конкретно его волею был сформирован и зафиксирован окончательный письменный вид Корана. Но это был не только великий религиозный, исторический или культурный акт, но и одно из проявлений неизбежной тяги и потребности в сложившихся условиях к кодификации и структурированию по всем направлениям.

Ведь если объективно и без малейших пристрастий с эмоциями, то полукочевые и никаким образом сильно не выделяющиеся на общем фоне арабские племена всего за пару с небольшим десятков лет совершили если не невероятное, то уж точно чрезвычайно редкое. Они создали огромную по тем временам империю со всеми вытекающими из этого и потребностями, и последствиями.

В мои задачи не входит любая попытка анализа и на основе его высказывание собственных предположений, какую во всем этом роль сыграл именно ислам, и почему в одних случаях монотеизм, овладев умами, долгое время остается достаточно локальным явлением в океане язычества, а в других с бешеной скоростью принимается во всех смыслах завоёвывать окружающие пространства. Я всего лишь стараюсь констатировать наиболее бесспорные факты, а они таковы, что к середине пятидесятых годов седьмого века под властью и управлением третьего халифа оказалась площадь и структура, крайне мало общего имевшая с ещё совсем недавним племенным междусобойчиком времен Мухаммеда. И это для кого-то чудо для кого-то автоматически стало головной болью.

Всегда изначально, особенно при той простоте нравов, любое завоевание, это дополнительные богатства, усиление власти, увеличение поступления доходов и прочее сопутствующее, короче, как ни взгляни, сплошной навар. Но потом без всякого перерыва возникает множество привходящих проблем, из которых главные – как делить бабки и кому каким образом управлять новоприобретённым.

Второй халиф, Умар, то ли по индивидуальным личностным особенностям, то ли под влиянием пока при нем слишком живучих племенных традиций, то ли ещё по чему, не значимому сейчас для нас, а скорее всего, по смеси множества объективных причин с субъективными, решал многие вопросы способами, которые мы крайне условно сейчас могли бы назвать «более демократическими» или если хотите «смесью популизма с диктатурой». Большую часть завоеванного держал практически, вне зависимости от формальной принадлежности, в общественной собственности, не давал местным руководителям сильно жировать, сам показывал пример скромности (ну, простите, не буду больше подчеркивать, что всё это крайне условно и относительно) и реально беспокоился о «благе народа» вместе с «социальной справедливости», как он сие понимал в собственных терминах.

И одновременно кадровую политику аккуратнейше проводил таким образом, чтобы никто из периферийного начальства слишком долго на своих местах не засиживался, лишним влиянием не обрастал и слишком много не хапал.

А халиф третий, Усман, именно по данным важнейшим параметрам истинным продолжателем линии предшественника стать или не смог, или не захотел, или просто, как чаще всего случается, пришли иные времена и нравы. Мода на коммунистический аскетизм и, хотя бы внешнюю, публичную умеренность в быту потихоньку почти исчезла и хорошо бы только на самом верху, но нет, зараза стала довольно активно распространяться.

Тут ещё часто упускают один нюанс и, как ни странно, именно из-за его очевидности и несомненности. Ведь до десятых годов никаких мусульман не существовало. И в двадцать втором, уже при переселении Мухаммеда в Ясриб, там они не составляли большинство, а уж Мекка и вовсе оставалась языческой. Но родственниками-то были почти все, вне зависимости от вероисповедания. И даже после как бы присоединения Мекки в тридцатом поголовной исламизации мгновенно не произошло. Да, действительно, довольно быстро, по крайней мере формально, иноверцев среди арабов практически не осталось, но у подавляющего большинства в любом случае и собственные, и родственные корни в язычестве имелись самые серьезные. И вот особенно среди этих родственников, часто ближайших и любимых, даже у самого правоверного мусульманина оказывались те, чьи взаимоотношения с Мухаммедом на разных этапах складывались не лучшим образом.

Были таковые и у Усмана. Конфликтовавшие некогда с пророком и им хоть не убитые, но посланные и сосланные от греха подальше. Он за них просил и Абу Бакра, и у Умара, но те как-то отнекивались, мол, не мы наказывали, не нам и прощать, в общем, несколько стремались нарушать прямые указания самого пророка, да, собственно, и стимулов особых не имели. Однако по приходу к власти третьего халифа преград не осталось, и опальные родственники не только были реабилитированы, но и получили весьма теплые местечки в новых богатых землях. И принялись там оттягиваться по полной, компенсируя себе годы вынужденных, по их мнению и понятию, лишений. Конечно, к тому моменту они все уже давно были истинными мусульманами, но их репутация в глазах многих особо рьяных правоверных оставалась серьезно подмоченной былыми наездами на пророка.

И последнее, столь же наглядное и столь же как-то не слишком учитываемое. Я говорил, и ещё раз не лень повторить, что многие географические названия, мною для простоты используемые, в той или иной степени анахроничны и условны. Однако кое на чем подробнее придется остановиться позднее, пока же совсем кратко следует заметить, что арабские племена из окрестностей Мекки завоевывали территории, на которых издавна существовали цивилизации, много более развитые во всех отношениях, в том числе и чисто технически-бытовых.

Вообще, несколько сложно так, на пальцах, но, к сожалению, нет хороших диахронических карт тех мест. Причины тому, видимо, чисто технические сложности, связанные и со слишком частой сменяемостью политических границ и со столь же нередкой крайней зыбкостью и условностью этих самых границ. Однако современные компьютерные технологии здесь могли бы очень помочь составить нечто наглядное и интерактивное, хотелось бы, чтобы кто-нибудь занялся, к стыду своему в подобных вопросах я бессилен, так что могу лишь посоветовать пользоваться существующим и привлекать силу собственного воображения.

Так вот по каким направлениям развития халифата ни посмотри, везде упираешься взглядом в места более чем намоленные и уважаемые. Вверх через Палестину и Сирию в сторону Междуречья, правее Персия, внизу Египет… Всё места, где века, если не сказать тысячелетия, до того возникали цивилизации, порой достигавшие довольно значительных высот, пока бедуины Аравии своих верблюдов… Нет, не стану грубить, ограничусь формулировкой «просто гоняли этих самых верблюдов». И вдруг они стали хозяевами Иерусалима, Дамаска, Александрии… Когда пролетариат захватывает Калабуховский дом, конечно, далее может с ним поступить по-всякому, или испортить водопровод, забить канализацию и разморозить отопительную систему, или приспособить под свои нужды и даже в чем-то модернизировать или усовершенствовать, но, в любом случае, поначалу переезд в более комфортные условия несколько расслабляет и даже развращает.

Короче, напряжение возрастало по всем стыкам и швам. Но на самом деле всё это, и кумовство, и коррупция, и социальное расслоение, и прочее подобное, более чем реальное и несомненное, однако больше внешние поводы и легче всего формулируемые претензии. А истинные глубинные причины как всегда и проще, и неизбежнее. Слишком быстрое количественное развитие, за которым обычно не поспевает качественное, слишком быстрый рост богатства, которое не успевает переваривать культура производства и потребления, структура и эффективность управления системой не поспевают за её усложнением, вертикаль власти вступает в противоречие с разрастающимися масштабами этой самой системы, ошибки накапливаются и при плохой обратной связи не имеют возможности автоматически корректироваться, перспектив неизбежности регулярной сменяемости власти нет…

Двенадцатый год пошел правлению халифа Усмана. Арабские мусульмане окончательно встали с колен и блистательно доказали всему окружающему и доступному на тот момент миру всю мощь своего суверенитета и выбранного национально и религиозно ориентированного исторического пути. После чего вдруг произошла довольно странная и внешне не слишком естественная история. Обычно её начинают рассказывать непривычно скромно, мутновато и без особых подробностей.

Зимой начала пятьдесят шестого года некие «группы из Египта, Куфы и Басры под видом хаджа пришли в Медину». «Из Египта» это, скорее всего, из Фустата, своего рода исторического предшественника нынешнего Каира. Он, так же, как и Куфа с Басрой в Месопотамии, был практически военным лагерем и укрепленной опорной силовой точкой, основанной арабами на новых территориях с целью дальнейшей экспансии.

Совсем непонятно, как при тогдашних средствах связи ребята смогли скоординировать свои действия, но, если это произошло не случайно, то точно говорит о серьезной и подготовке, и намерениях. И никакие такие «группы», и совсем уж смешно звучит «под видом хаджа». Это было явно хорошо мотивированное и обладавшее несомненной поддержкой на самых разных уровнях империи среднее офицерство собственных, арабо-мусульманских экспедиционных сил, наведывавшееся в метрополию из «горячих точек» провинций, с целью кое-что поправить в консерватории. А хадж им совсем изображать не требовалось, посещение Медины им и являлось, просто почему бы не совместить «приятное с полезным».

Собственно, поначалу это даже не выглядело каким-то особо экстремистским бунтом, не говоря уже о кровавом перевороте. Направления претензий были довольно умеренные и в принципе, с точки зрения очень многих именно мусульман, довольно логичные и справедливые. Почему, как работать, то есть, в данном случае больше всего воевать, так это самое среднее офицерство всегда впереди на лихом коне и уж, во всяком случае, долю крови своей вносит в общее дело не меньше прочих. А как за стол садиться, в смысле делить добычу, то у всех ложки уж слишком разной величины. Не по понятиям выходит.

И уж во всяком случае, убивать никто никого не собирался, по крайней мере, сразу, явно хотели сперва перетереть. Но вот что лично мне представляется особенно характерным и даже принципиально важным. Никто почему-то даже приблизительно не называет количественный состав этих «групп». Однако по всему выходит, что речь не идет о каких-то крупных воинских частях или тем более соединениях. Ну, максимум несколько сотен бойцов, если не меньше. (Хотя я и встречал такую информацию, что из Египта пришла тысяча воинов, а из Басры и Куфы примерно по столько же, но мне эти цифры представляются явно завышенными и традиционно округленными, однако, если и так, то даже это сути особо не меняет)

И вот они приходят в столицу империи, заваливаются во дворец к самому могущественному на тот момент властителю той части мира, и почему-то их не сметает как пылинку великая мощь гигантского халифата, окружающие подданные вождя, которых в любом случае неизмеримо больше, только что славившие халифа до надрыва глоток, ведут себя несколько вяловато, если не сказать хуже.

И какую силу против мятежников, ведь всё-таки, как ни крути и ни смягчай, а они в определенной степени несомненные мятежники, выставляет Усман ибн Аффан? Ну, грамотные мусульмане, естественно, в курсе, а прочие могут и удивиться. Единственной такой силой оказывается Али ибн Абу Талиб.

И здесь следует сразу подчеркнуть несколько моментов. Во-первых, бесспорно ложным являются позднейшие грязные намеки, будто вся это история изначально была инициирована Али. Он тут никакой тайной или двойной игры не вел, а был изначально искренним переговорщиком исключительно со стороны Усмана. Во-вторых, конкретно эти мятежники не были никакими «интуитивными шиитами», «прашиитами» или просто сторонниками Али, нет, там и в тот момент «only business, nothing personal». И в-третьих, ни нам, ни кому другому, что бы кто потом ни врал, абсолютно достоверно не известно, что точно и конкретно Али сказал и пообещал бунтовщикам.

Но вот результаты той беседы оказались поистине удивительными. Мужики почесали репы, покивали с миролюбивым согласием и направились к местам постоянной дислокации. Получилось, что за пришедшие долгие годы своего как будто внешнего бездействия, не занимая никаких постов и должностей, не обладая никакой силовой или особой родственной поддержкой, не нахапав безмерного бабла с недвижимостью при общей истерике приобретательства и не занимаясь какими-то особо изощренными политическими интригами, Али умудрился сохранить ли, создать ли, в данном случае не имеет значение, такой моральный авторитет, что одной беседой спас халифа вместе с единством халифата. Признаем, случай нерядовой в истории не только мусульманского мира.

… Он одиноко стоял на ступенях дворца и смотрел вслед уходящим воинам. Единственный, родившийся в Каабе, и защитивший силой нескольких слов честь ислама. Мало? И стоит ли желать большего?

(Продолжение следует)