Теперь, когда, наконец, выполнил все свои обязательства, по мере сил подробно рассказал обо всем, что имеет хоть какое-то отношение и нескольким оставшимся у нас вопросам, и получил полную возможность, ни на что уже второстепенное не отвлекаясь, объяснить, что всё-таки произошло теми тремя мартовскими днями семьсот девяносто девятого года, я с некоторой растерянностью осознал, что главное в произошедшем именно отсутствие всяческих значимых событий.
И прекрасно помню, что предыдущую главу закончил ещё одним тоже отнюдь не риторическим вопросом же, относительно чумы, не собираюсь уходить от ответа, однако предварительно всё же придется уточнить ещё несколько нюансов.
Пленных взяли самым ранним утром седьмого. Убили, суда по всему, в первой половине десятого, во всяком случае, похоже, к полудню с ними было в основном покончено. Чего ждали? Почему после вырвавшейся спросонок дурацкой фразы на счет «чем же буду их кормить», Наполеон не продолжил довольно логичным в этой ситуации приказом расстрелять к чертовой матери?
Но сначала давайте попробуем разобраться со всеми возможными аргументами в пользу того, зачем вообще убивать. И соберем здесь не только приводимые и тогда, и на продолжении всей жизни, и под конец её уже в финальных объяснениях на Елене самим Бонапартом, но и действительно все известные и мыслимые, которыми пытались не то, чтобы даже оправдать, но хотя бы просто объяснить соделанное любые авторы, затрагивавшие данную тему последние пару с лишним столетий. Тем более, что список при всем желании не получится слишком уж длинным, начиная с той самой первой причины, что кормить нечем.
Далее следует по важности, что это предатели, бывшие защитники Аль-Ариша, нарушившие клятву больше не воевать с французами. Ещё они сами до того совершили преступление супротив всяческих законов войны, убив парламентеров. Потом – они могли снова нарушить слово и перебраться воевать с французами в Акр. Не было возможности организовать их конвоирование в Каир. Не было кораблей переправить их вообще в сторону Египта. Ну, пожалуй, больше ничего, если что ещё припомните, скажите.
Итак, давайте начнем по порядку с самого, казалось бы, низменного, но одновременно и насущного, с той самой кормёжки. А как вообще осуществлялось продуктовое обеспечение наполеоновской (тогда ещё. правда, не совсем его, но не станем придираться) армии?
Каждый, так называемый «полководец» всегда имел в голове некую родовую «вавочку», которая заставляла его сравнивать себя с Александром Филипповичем Македонским. Полностью достичь по этой шкале ста градусов не получалось, потому постоянно выходило у кого 30, у кого 0,5, у кого 0,75 АФМ. Но, заметьте, градус или процент обычно если не полностью совпадал, то весьма существенно коррелировался с тем, насколько очередной полководец мог овладеть Македонским же и придуманной логистикой. У Наполеона это иногда получалось очень неплохо, правда, в основном на театре военных действий Европы, которую он знал, а даже более чувствовал, но иногда, в местах несколько излишне экзотических, случались и очевидные нелепые проколы.
Некоторые даже ещё непосредственные очевидцы и свидетели рассказывали, как были удивлены французы, что в России не оказалось магазинов, в которых можно было бы купить продуктов. Так называя «ярмарочная система», при которой как следует отвариться можно было только в конкретных местах, в конкретное время и даже, более относительно, но конкретным товаром, а промежуточные звенья между крупными сезонными торговыми площадками и «коробейниками» развиты были довольно слабо, оказалась для Наполеона фактором, думаю, не менее способствующим провалу русского похода, чем мороз или тяга москвичей к баловству с огнем.
Вообще, надо признать, штабная подготовка по сбору и анализу информации о стране, с которой собирались воевать, в той компании находилась на каком-то запредельно шизофреническом уровне, но сейчас о другом. Может создаться впечатление, что в отличие от многих иных варваров невоспитанных, французы были столь утонченными и вежливыми в любых ситуациях, что на покоренных территориях пополняли запасы съестного исключительно покупая его за наличные, предпочтительно золотые.
Вы будете смеяться, но так и было. То есть, было и так. Но было и по-другому. И было то, и другое. Короче, по-всякому бывало. Вежливость вежливостью, наличные наличными, а и уже мною упомянутое «город был разграблен и пережил все ужасы, достающиеся на долю города, взятого штурмом» тоже никто не отменял.
Ну, и плюс к тому:
«В складах находились сухари в форме параллелепипедов, изготовленные десять лет назад; они были доставлены из Константинополя и годились в пищу. Офицеры армии вооружились множеством ханджаров, а солдаты—большим количеством штуцеров и турецких ружей, являющихся предметами роскоши. Потери, которые понес город от грабежа, исчислялись миллионами, но солдаты распродали все по дешевке; жители выкупили свои вещи за одну десятую их стоимости».
Так что подход, можно сказать, осуществлялся комплексный. Фуражиры действительно могли покупать продукты у мирного населения, особенно если населенный пункт не оказывал сопротивления, солдаты могли производить разной степени корыстности и кровавости реквизиции, а, кроме того, определенный неприкосновенный запас везли с собой в обозе ещё из точки комплектования выступающий в поход группы войск.
Палестина, конечно, была не достаточно обустроенной уже к тем временам Европой с развитой системой розничной торговли, но и «пустынность» этой пустыни тоже не стоит преувеличивать. Было где прохарчиться. Да и Яффа, пуст весьма захолустный, но всё-таки портовый городок. И запасов еды на гарнизон там имелось, их не проели, длительной осады не было, от того, что янычары сдались в плен, припасы не уменьшились. Да и в любом случае речь не шла о каком-то длительном времени.
И как совсем уже последний штрих:
«На следующий день после взятия города прибыл на рейд и был захвачен конвой из шестнадцати судов, груженных рисом, мукой, растительным маслом, порохом, патронами, отплывший из Акры два дня назад».
Так что, объяснение насчет «нечем кормить» никакой критики не выдерживает, ну совсем не повод убивать людей.
Однако перейдем, наконец, к второй по сроку возникновения, но первой и самой главной причине казни, которую сам Наполеон прежде всего педалировал, а его поклонники особенно поддерживали. Речь идет о том самом «клятвопреступлении» уже одни раз помилованных и отпущенных на волю в Аль-Арише. И здесь, припоминайте, пожалуйста, я просил вас самостоятельно посчитать, сколько по самому максимуму (!) даже чисто теоретически могло быть в тех самых «аль-аришевских». И пока вы будете это делать, позволю себе ещё одно краткое отступление-замечание.
Вообще очень люблю обо всех этих, как я их называю, количественных смягчениях. Мол, никаких шести миллионов евреев нацисты не уничтожили, и печек у них не имелось соответствующей производительности, и рвов подходящей ширины с глубиной, и газа потребного столько не выпустили. Ну, от силы миллион-другой ещё куда ни шло, а вот про шесть явное и злонамеренное преувеличение. Или уж тем более по поводу сорока миллионов соотечественников, погибших на Колыме. Тут совсем откровенное враньё, непонятно откуда взявшееся…
По евреям точно не скажу. Не считал. Хоть большая часть семей деда и бабки с материнской стороны и была расстреляна в Бабьем яру или сгинула в направлении германских лагерей в Польше, я личными впечатлениями на эту тему обделен, ничего нового не знаю, потому, как обычно в подобных случаях, лучше просто помолчу. Пусть не шесть миллионов уничтожили, а один, пусть всего сто тысяч, а остальное, это злонамеренные подлые измышления сионистов, если кому-то, особенно на фоне не сильно оспариваемых десятков миллионов погибших русских, от этого много легче, не смею и не хочу противоречить.
Но вот относительно моей родной Магаданской области, где погибла та с отцовского боку бабка, что была международной шпионкой, а дед, обычный отечественный контрреволюционер, вышел после почти двадцати лагерных лет, но протянул с отбитыми почками и легкими после этого недолго, непосредственной информации у меня имеется несколько больше, потому позволю себе пару дополнительных слов. Никаких, конечно, десятков миллионов репрессированных и уничтоженных там не было.
На всей территории «Дальстроя», а это на самом деле много больше, чем названная область, образованная только в пятьдесят третьем (и, кстати, тоже отличавшаяся по размеру от нынешней), за все время четвертьвекового с небольшим существования этого уникального административно-территориального и производственно-хозяйственного образования заключенных через лагеря там прошло примерно миллион заключенных или даже немного меньше. Это по настоящим, непридуманным архивам, да и по здравому смыслу, каждый реальный колымчанин поймет, о чем я говорю, в тех местах количество людей воспринимается совсем иначе, и десять-пятнадцать тысяч - уже очень много.
Из этого пусть даже миллиона погибло пару сотен тысяч, ну, пусть триста, и то ведь некоторые по вовсе естественным причинам, они и на материке в любом случае умерли бы, возраст там, хронические заболевания или несчастные случаи. Так что, ничего особо страшного, хватит врать и народ пугать. А бабка твоя… Ну, бабка, она все равно до нынешних времен уже не дожила бы, какая уж такая принципиальная разница, плюс-минус десяток-другой лет жизни какого-то отдельного человека…
Но вернемся к пленникам в Яффе. Вернее, не ко всем, а именно к тем, что сдались в цитадели и потом были убиты. Цифры изначально назывались и до сих пор публикуются самые разные. Наиболее распространено «тысячи четыре», «до четырех тысяч» или «от трех до четырех тысяч». Сам Бонапарт, как я уже здесь цитировал, в конце концов решил зафиксировать количество «800-900» человек, но по свидетельствам некоторых мемуаристов чаще упоминал нечто типа «может, в районе тысячи их было, может до полутора, но вряд ли больше».
И всё это было бы смешно, если бы не относилось к такому не слишком веселому факту, однако подтверждает лишь одно – никто их там толком не считал, и количество пленных определялась исключительно приблизительно, «навскидку».
И всё-таки, даже если мы не будем мелочиться и выяснять какие-то там «средние показатели», а просто возьмем количество сдавшихся в цитадели по минимуму, а отпущенных в Аль-Арише по максимуму (если вторые среди первых вообще были, поскольку тут единственным доказательством являются лишь однажды через много лет упоминаемые Наполеоном некие сведения, якобы от захваченных ранее янычар «Среди пленных оказалось три албанца из гарнизона Аль-Ариша, которые сообщили, что весь этот гарнизон прибыл в Яффу, нарушив условия капитуляции и свою клятву», но и это примем на веру), и вычтем одно из другого, то у нас в любом случае получается, что, пусть не три-четыре тысяч, но четыреста-пятьсот человек «яффских» не имеют и не могут иметь никакого отношения к «клятвопреступникам». Мало? Сильно что-то или кого-то оправдывает?
Теперь по поводу, который, честно говоря, всегда больше всего напрягал лично меня. Относительно убийства парламентеров с отрубанием головы и поднятием её на пике для лучшего всеобщего обозрения. Но тут, надо признать, дело в основном касается моей индивидуальной повышенной чувствительности. Судя по всему, сам Бонапарт не обладал столь тонкой и нежной душевной организацией и у него местный экзотический обычай резать головы без большого разбора не вызывал такое уж невероятное отвращение. Тут наполеоновская толерантность явно выше моей. Вот, например, что он рассказывал о судьбе другого пленного, взятого позднее уже под Акром:
«Али — чернокожий мамлюк Джеззара, одновременно его доверенное лицо, тайный убийца и палач, был предметом ненависти христиан, требовавших мести. Один из офицеров жандармерии приступил к допросу его. Наполеон пожелал его видеть; этот неустрашимый мусульманин сказал ему: «Всю свою жизнь я повиновался своему господину; позавчера я отрубил голову твоему мамлюку и отнес в спасенный мною город; вот, султан, моя голова, отруби ее, но отруби сам, и тогда я умру довольным; пророк сказал, что нельзя отвергать последнюю просьбу умирающего». Главнокомандующий протянул ему руку, приказал принести ему поесть. В дальнейшем он проявил благодарность. Он был убит в абукирском сражении, во время атаки отряда французской кавалерии, который он возглавлял».
Так что, получается, сами по себе развлечения с головами врагом не являлись в глазах Наполеона столь уж непростительными. Да и следует учитывать ещё один принципиальный в данном случае нюанс. Парламентеров обезглавили не в цитадели, а перед началом основного сражения у центральных ворот, голову поднимали над городской стеной и делали это, несомненно, не по прихоти рядовых условных «албанцев», а по приказу кого-то из начальства.
Командиров в Яффе тогда было несколько, но всё же из основных считался Абдаллах, который скорее всего и принимал это решение. Но, как опять же ранее цитировалось, «Абдаллах спрятался и переоделся в одеяние одного из монахов ордена святой земли; он вышел из Яффы, добрался до палатки главнокомандующего и пал ниц перед ним. С Абдаллахом обошлись так хорошо, как он мог бы пожелать. Он оказал некоторые услуги и был отправлен в Каир». Так, значит, когда надо и признано целесообразным, можно вполне убитых парламентёров и простить, и забыть?
Ну, и по поводу остального я уже пробегусь, если позволите, вкратце и без особых подробностей, думаю, они будут уже излишними. Не с кем отправить пленных в Каир? А как же «семьсот погонщиков верблюдов, слуг и солдат», которые «были египтянами» и «с полным доверием сослались на шейхов»? Это были на самом деле арабы (их, кстати, тоже никто особо не считал, количество варьируется до двух с половиной тысяч), которым по большому счету было всё равно, на чьей стороне воевать, лишь бы платили вовремя, и которых с небольшим, но на всякий случай всё-таки конвоем Наполеон предпочел сплавить под надзор относительно лояльных французам «шейхов» в район Каира. То есть, технически ничего не мешало до кучи присоединить к ним и «албанцев».
То же касается и неоднократно помянутых трудностей с транспортировкой пленных в сторону Египта морским путем. Уже двенадцатого марта к имеющимся захваченным Онорэ Гантомом ранее кораблям подошло подкрепление из Дамиетты, да, у него имелись, вернее, несколько позднее появились иные тактические задачи, но ожидались ещё суда из Александрии, так что при желании проблему вполне можно было решить и даже без чрезвычайных усилий.
С другой стороны, а с какого переляку вообще надо было себе этим голову морочить? Там что, в Каире, его окрестностях или на территории Египта в принципе существовали какие-то специальные тюрьмы или концлагеря для военнопленных, где всю эту, и им подобные, ораву можно было содержать непонятно до каких времен? Да, ладно, чепуха всё это полное, всегда отпускали (если уже в принципе отпускали) без больших гарантий дальнейшего хорошего поведения, просто прикидывая всё плюсы и минусы, исходя из ситуации и чисто практических, рациональных соображений, о которых, впрочем, чуть позже.
А пока о последнем аргументе, на котором обычно настаивал сам Наполеон. Что эти «албанцы-янычары» могли последовать своей подлой привычке и, повторно нарушив слово, просочиться в Акр, усилив тем его гарнизон и увеличить возможное количество жертв среди французских солдат. Конечно, очень благородно и убедительно.
Только почему-то очень старательно никто ни разу не попытался заметить откровенного вранья. Когда принимали решение, и когда уже убивали пленных, то мысли ещё об Акре не было, идти-то собирались в Иерусалим, а у полумифического «аги» «албанцам» делать совсем нечего, присоединившись же к Джеззару, они никаких дополнительных неприятностей французам в этом случае никак принести не могли.
Так что, господа, с любым хоть сколько-то рациональным обоснованием убийства, как ни крути и что ещё дополнительно ни придумывай, выходит полная лажа.
(Продолжение следует)