Каким бы ни был непосредственный способ ликвидации (декомпозиции) нынешнего политического режима, он неизбежно займет некоторое время (переходный период)… Одними из важнейших задач переходного периода являются подготовка и проведение Учредительного Собрания, призванного обсудить и решить ключевые вопросы развития и укрепления свободной мирной демократической России.
...Эту байку потом рассказывали многие, все слегка по-разному, даже те, кто приписывал себе личное присутствие при той сцене, а уж те, кто с чужих слов, и вовсе не стеснялись в фантазиях и особенно в щеголянии разными известными именами. Однако я по скромности и обычной своей аккуратности честно признаюсь, что примитивно воспроизвожу запомнившееся с юности во время застолий в буфете ЦДЛ и ни на что более не претендую.
Была там у них, в смысле в этом самом Доме литераторов, такая, вроде, крохотная клубная парикмахерская, где старый еврей дядя Миша стриг и брил элиту советской литературы. Как я понимаю, особым мастерством он не славился, но без дела не сидел, и даже очередь была постоянная, но в основном потому, что использовалась она как место, где можно потрепаться, при этом без обязательного потребления спиртного, и как бы ты там по делу, а не просто языком чешешь.
И вот в сорок первом, в самые первые дни войны, собралась там довольно большая компания и принялась обсуждать, что в начавшейся войне будет самым главным. А многие считали себя в этом большими специалистами, кое-кто даже с реальным боевым опытом Гражданской или Испании, а кто и чисто штатский, всё равно модно было делать вид, что разбираешься.
И один говорит, что главной будет авиация. Другой спорит, что нет, только танки. Третий упирает, что главное это всё же артиллерия. Чуть не передрались. Но в какой-то момент дядя Миша поднял высоко к потолку лезвие опасной бритвы "«Золингена», которой доскребал чью-то щетину, и тихо произнес: «Мальчики, прекратите ваши глупости… В этой войне главное будет – выжить».
Из тех не слишком многих в результате выживших, с которыми мне привелось общаться ещё в начале семидесятых, фразу эту помнили и так или иначе пересказывали практически все. Но о послевоенной судьбе дяди Миши не знал никто.