Есть ли жизнь после Сирии?

Призывать к тому, чтобы не говорить глупости – дело пустое и ещё более глупое, чем любые мыслимые эти самые глупости. Призывать не думать глупости и о глупостях, ещё и не очень тактично, если не сказать, совсем неприлично. Похоже на смешную надменность без малейших оснований и способов даже виртуального подкрепления.

Потому оставлю без комментариев всё то роскошное поле идей и высказываний, что мгновенно расцвело пышным цветом после того, как наш мудрый вождь очередной раз на него как бы неожиданно помочился, абсолютно ничего по сути не совершив, но явив стандартную свою мизансцену тройного мелкого жульничества – имитацию иллюзии обмана.

Понимаете ли.. Нет, конечно, не понимаете. Я и сам не понимаю. И не потому, что мы с вами такие глупые, а просто тут дело не в понятиях, а в чувствах. Всего двух – меры и вкуса.

Да, культура это, прежде всего, система традиций. Но нарушать традицию можно варварски (условно, в плохом смысле, потому, что и варварство бывает в рамках традиции, то есть много более культурное, чем предыдущая традиция, но это отдельная тема), а можно вполне и более чем культурно в самом уже наоборот широком и положительном смысле.

Можно поставить среди комнаты грязный унитаз и это в одном случае будет произведением высокого искусства, в другом – дурной шуткой самого как раз низкого уровня, а в третьем – элементарным, довольно злостным хулиганством.

Но даже более. Особенно, если оказываются затронуты чужие святыни. Можно разрубить топором икону и тем совершить акт оскорбительный и кощунственный. Но и из этого способно произрастать искусство, оно, как известно, вообще из всего способно. И, как это кому-то ни покажется странным, то же действие может оказаться самым глубоким и искренним проявлением именно религиозного порыва в его классическом и органичном проявлении без малейшей зауми или ереси.

Сирия… Да, какая там Сирия. Не надо позволять утопить остатки внятных ощущений в нарочитых условностях. Никто ещё не вышел из вавилонского плена, уставшие после тяжелого рабочего дня евреи продолжают сидеть по унылым речным берегам. И никак не могут примирить свою особую роль в монотеизме с создавшимися странноватыми бытовыми условиями на фоне постоянно понижающегося уровня ведения жилищно-коммунального хозяйства.

Это не то, что ошибка, а простая невнимательность, считать, будто идея единобожия в окончательном его понимании была присуща иудаизму изначально. Чтобы никого не обидеть и, главное, чтобы, подобно считающим себя большими хитрецами имперским пропагандистам, не начать забалтывать и хоронить под завалами ненужных подробностей с нюансами действительно важное, кто первых пришел к этой мысли, и как её застолбил и сформулировал, мы вообще сейчас оставим в стороне. Но евреи с самого начала, иногда путаясь в количестве богов, даже приходя к одному вовсе не думали именно о едином для всего человечества исключительно потому, что совсем не думали об этом «всём человечестве».

«Ибо все народы ходят, каждый во имя своего бога; а мы будем ходить во имя Господа Бога нашего во веки веков».

И уж если процитировал (вообще-то максимально стараюсь этого не делать, и в будущем постараюсь воздерживаться), то вынужден предупредить. Хотя тот вариант частной теории монотеизма, что может считать родоначальником теории всеобщей, оформился как раз во времена упомянутого плена и оттого, казалось бы, связан более с Иеремией, Иезекиилем и Даниилом, основы, несомненно были заложены ещё у Исайи и, особенно, у на мой взгляд, не очень заслуженно оказавшегося «малым» в его тени Михея.

А в плену уже появилась обычная утилитарная потребность удобства применения теоретических разработок, помноженная на только зарождающуюся, но сразу великую еврейскую тоску. И то правда, а почему, собственно, если наш Бог самый главный и истинный, он позволил каким-то там «вавилонянам» сотворить с нами такое? А-а-а, понятно, он, оказывается, и ихний тоже, да, вообще всеобщий, потому просто таким инструментарием воспитывает своих любимцев, чтобы держали себя в оговоренных рамках…

А в принципе всё будет хорошо, не дергайтесь. Так исполнится:

«Вот, Дамаск исключается из числа городов и будет грудою развалин. Города Ароерские будут покинуты, — останутся для стад, которые будут отдыхать там, и некому будет пугать их. Не станет твердыни Ефремовой и царства Дамасского с остальною Сириею; с ними будет то же, что со славою сынов Израиля».

На сегодня, думаю, достаточно, покидаю вас ненадолго с чувством легкой и немного приятной усталости от честно исполненного долга (хотя, как недавно заметил, это был даже не первый акт, а всего лишь небольшое "явление", как подобное называли при соблюдении правил драматического триединства), надеюсь мне будут ещё даны силы и время для продолжения и даже, молюсь, завершения трудов, а пока давайте не будем терять основного нашего богатства – терпения, и растрачивать себя на пошлые фантазии по поводу мелкой суеты никчёмных людей, которые именуют и даже в извращенной гордыне иногда вправду считают себя Властью.

«Ведь правители вызывают страх не у того, кто творит добро, а у того, кто творит зло. Если хочешь не бояться властей, то продолжай творить добро и услышишь от них похвалу».

«Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия; … Кропите, небеса, свыше, и облака да проливают правду; да раскроется земля и приносит спасение, и да произрастает вместе правда… Горе тому, кто препирается с Создателем своим, черепок из черепков земных! Скажет ли глина горшечнику: "что ты делаешь?" и твое дело скажет ли о тебе: "у него нет рук?" Горе тому, кто говорит отцу: "зачем ты произвел меня на свет?", а матери: "зачем ты родила меня?"»