Я почему, собственно, столь невнятно и уклончиво изложил свои мысли в трогательном этюде про «своих и чужих»? Боялся больше всего, чтобы меня не заподозрили в интересе к процессу, который они называли «предвыборной кампанией», и тем более, в попытке как-то на него влиять или кого-то к чему-то призывать.
Омерзение охватывало от одной только возможности подобного подозрения.
А теперь, когда все позади, могу спокойно и просто изложить то, что конкретно имел в виду. До самого последнего времени оставался, хоть и уже предельно узкий, но всё-таки реальный круг людей, которых, несмотря на бесчисленные, порой даже самые принципиальные разногласия, я мог назвать «своими».
И вдруг практически все они, по совершенно разным, однако уже абсолютно не трогающим меня причинам, принялись в тоже абсолютно разных, но одинаково идиотских формулировках объяснять, почему нужно идти на эти «выборы».
Нет смысла составлять какие-то списки, поскольку вполне достаточно уже употребленного обозначения «практически все». От Бориса Акунина и Виктора Шендеровича, до Дмитрия Орешкина и Михаила Козырева.
Даже не удивительно, а просто мило, что почти единственным исключением стала Ксения Анатольевна, но я это списываю на благотворное влияние беременности, искреннейше желаю доброго здоровья ей и её ребенку.
А теперь тоже все и они же снова с плохо скрываемым смущением неловко принялись рефлексировать по поводу своей бесконечно затянувшейся инфантильности. И выглядит это как-то совсем уже малопристойно.
И всё-таки мне хочется ещё раз уточнить, что говорил вовсе о другом. Только о том, что как-то разом не осталось «своих». Видимо, вся надежда лишь на беременных.