Я не так давно по какому-то поводу с мягкой улыбкой вспоминал историю, как в свое время написал роман о смерти. Он начинался со смерти, заканчивался смертью, ни о чем, кроме смерти, по сути не было написано и посередине, да в названии стояла смерть, разве что названная несколько иначе. Но никто из читателей, и даже специально за деньги нанятые критики, перед которыми был поставлен единственный вопрос, сказать, о чем, собственно, роман, так и не ответили, что роман о смерти.

А в комментарии к этой реплике тогда один весьма неглупый читатель заметил, что, видимо, мне не стоило особо мудрить, а следовало просто написать большими буква в подзаголовке «Роман о смерти». Я рассмеялся, но на самом деле совет не так примитивен, как может показаться на первый взгляд, он имеет под собой очень серьезные основания.

И в первый момент хотел ответить, что в принципе согласен, одна беда, мне самому уж очень неинтересно писать для тех, кому требуется в романе о смерти подзаголовок «Роман о смерти». Но потом решил, что это может прозвучать излишне высокомерно даже для меня, потому решил и вовсе промолчать.

Но есть и ещё один момент, весьма косвенно со сказанным выше связанный, о котором мне сейчас захотелось упомянуть по поводу совсем уж забавному.

На днях Виктор Шендерович в какой-то передаче мимоходом обмолвился, типа того, что гражданство следует давать на принципах общей культуры, например, если человек услышанное «мороз и солнце» мгновенно и автоматически продолжает «день чудесный», то всё, можно дальше документы не смотреть. И далее в числе подобного он упомянул ещё и «сколько было братьев Карамазовых».

Подозреваю, что тут у него сработало подсознание, поскольку несколько лет назад я встречал нечто подобное в опубликованных вопросах по ЕГЭ, возможно, ему тоже встречалось, потому и всплыло. Но это, конечно, не имеет значения.

А дело в том, что в тот момент я сидел за столом не только с достаточно умным и образованным человеком, но и случайно видел, как совсем недавно он перечитывал неизвестно уже в какой раз именно этот роман. И сам не знаю почему, спросил приятеля, а действительно, сколько их было-то, этих самых братьев. Приятель несколько раз отмахнулся, но поскольку я не отставал, то довольно раздраженно сказал в конце концов, что, естественно трое, Иван, Дмитрий и Лёша.

И я ещё раз переспросил, мол, точно ли уверен, и ещё раз получил тот же ответ, только даже более раздраженно.

И это никаким образом плохо не говорит плохо о моем собеседнике. И никак не принижает его интеллектуальных способностей или уровня начитанности. Но вот да, есть такая особенность нашего восприятия. И, подозреваю, сам Федор Михайлович знал о ней и её учитывал. А, может быть, даже поэтому назвал свое произведение столь подчеркнуто незамысловато. Ведь действительно, без того, чтобы осознавать, сколько было братьев, и кто они, роман воспринимать элементарно невозможно.

Но всё это помогает далеко не всегда и далеко не всем.

Так что, похоже, и в подзаголовке или даже в названии следующего своего романа о смерти я не стану писать, что это роман о смерти. Но можете не сомневаться, что это обязательно будет роман именно о смерти.