У меня ещё при советской власти была пятикомнатная квартира на Октябрьской площади и одна из первых в городе частных относительно новых и достаточно дорогих иномарок. А уж когда в стране начался капитализм, то я тоже одним из первых построил себе рядом с памятником Лермонтову двухэтажную квартиру. И, как дитя бараков и коммуналок, оборудовал её подоконниками из каррарского мрамора, потолком гостиной морёного дуба за сорок тысяч долларов и душевой кабиной фирмы «Джакузи» какой-то совсем уже фантастической стоимости.
А потом у меня была квартира ещё много круче, с зимним садом, где десятки видов тропических растений, множество аквариумов и экзотических животных, целая команда обслуживающих всё это специалистов, веранда четыреста квадратных метров с мангалами и аппаратом по розливу «Гиннесса», которому тоже требовался свой отдельный инженер на зарплате.
К счастью, всей этой чепухой я достаточно быстро переболел. В монастырь, естественно не ушел и ничего этому соответствующего не совершил, но давно езжу на метро, потому, что так в Москве мне удобнее, и подоконники у меня в квартире самые примитивные, стандартные, даже не очень знаю, из чего сделанные, их всё равно не очень видно из-за занавесок, которые, кстати, тоже самые дешевые, а, главное, мне предельно наплевать какие, главное, что в глаза особо не бросаются.
Но я, собственно, сейчас совсем не о себе, а вот о чем. Мучительно уже не первое десятилетие вглядываюсь во все эти дворцы, которой строят себе богатые или властные, что у нас часто одно и то же. Пытаюсь понять смысл. И чем меньше понимаю, тем более убеждаюсь, что тут ответ на все даже теоретически возможные вопросы один. Это просто инстинктивная реакция на страх смерти.
Ничего больше. Чистый экзистанс. Вся эта помпезная и безвкусная, абсолютно нерациональная и просто некомфортная, в самом простом человеческом значении неудобная роскошь – всего лишь вопль несчастного убого существа человеческого к непонимаемым, непознаваемым и непрочувствованным небесам с просьбой о помощи или хотя бы о снисхождении.
Но вопль бесполезный. Совсем. Впрочем, не укоряю и не взываю к разуму или эмоциям, а только сочувствую.