Так вот, Миша мои тексты в Журнале никогда не комментирует, он, подозреваю, даже не зарегистрирован в соцсетях и удовольствия от диспутов, особенно в письменном виде, совсем не получает. Но он живет в загородном доме хоть и совсем недалеко от Москвы, но с определенного времени и по возрастной усталости, и по ситуации на дорогах стал частенько, особенно по пятницам и в выходные, ездить в город не на машине, как всегда, а на электричке и потом метро, то есть около часа руки его и взгляд несколько непривычно свободны. И он, просто чтобы чем-то их занять, пристрастился читать мой Журнал на смартфоне. Однако, как я уже сказал, там он ничего не комментирует, но иногда, обычно раз в пару недель, а то и сильно реже, звонит мне и делится впечатлениями по какому-то заинтересовавшему его поводу.
Вот и на днях позвонил. По поводу неожиданно возникшего на совершенно пустом месте спора относительно ценности или наоборот бесполезности русского языка. Но он хотел не высказать свое мнение на данную тему, это нам как бы обоим совершенно неинтересно, а решил поделиться неожиданными для него самого ощущениями и эмоциями. Я, говорит, вовсе не ожидал, что меня может лично задеть чье-то оскорбительное или даже просто негативное мнение или высказывание о русском языке. Вроде бы, какое мне дело, что по этому поводу думает или чувствует совершенно мне незнакомый посторонний человек? А ведь, как ни странно, зацепило и в какой-то степени, наверное, обидело. Решил с тобой поделиться такими странными и непривычными чувствами.
Я Мишу поблагодарил очередной раз за внимание к моему журналу, но тему особо не поддержал, да и, собственно, как я мог это сделать? Человек нечто ощутил, поделился, спасибо, что тут можно особенно обсуждать? Я же не психоаналитик, да в таком качестве никто ко мне и не обращался. Но после разговора я на всякий случай тоже прислушался к самому себе. А нет ли и во мне чего необычного по части эмоций, какой-то обиды или хоть просто повышенной эмоциональной реакции на мнения о русском языке? Нет, вроде бы, никаких отклонений от обычного привычного фона и уровня. Всё ровно.
То есть, может, кто изначально и не до конца понял, потому принялся излагать излишне эмоциональные собственные мысли, что и увело разговор совсем в другую и, на мой взгляд, абсолютно бессмысленную и бесперспективную сторону. Я ведь никого не призываю и не агитирую (как в принципе никогда никого ни к чему не призываю и не за что не агитирую), учить русский язык, пользоваться им или вообще делать что-то вопреки личному желанию и потребности каждого.
Всё предельно примитивно на самом бытовом и обыденном уровне. У меня самого жизнь и судьба сложились так, что сам я в этом отношении крайне ущербен и ограничен. Плюс ещё, видимо, слишком малые природные способности к языкам. И в результате на седьмом десятке я, конечно, при крайней необходимости, могу прочесть, пользуясь словарями и современными коммуникативными методами, большинство текстов на основных европейских языках, но ни одним, кроме русского, по сути не владею. И всегда испытывал от этого чувство собственной неполноценности одновременно со жгучей завистью к тем, кто в этом отношении успешнее и богаче.
Исключительно поэтому и считаю, что если всё равно в семье есть возможность естественным образом есть возможность сохранить для детей второй язык, хоть русский, хоть татарский, хоть чукотский, без разницы, то сознательно отказываться от этого по любым соображениям просто глупо. Но если человек считает, что «Я вот никак не могу понять, а какой практический смысл владения русским языком. Все научные статьи, достойные внимания, публикуются английским языком. Вся литература, достойная чтения, публикуется английским. Качественное кино, музыка, программирование... Что здесь делается на русском?» ну, и прочее подобное, при этом пишет сам на вполне сносном русском, то что, собственно, я могу на это ответить? Да ничего толком. Какие проблемы? Так считаешь? Значит, тебе не надо. Постарайся забыть русский и далее обращайся ко мне по-английски. Если сочту нужным и интересным для себя, то постараюсь достаточно внятно ответить тоже на английском, в письменном виде у меня это обычно получается вполне приемлемо.
Так что, у меня тут эмоций и малейших совсем нет, прошу прощения, но категорически наплевать, на каком языке вы будете говорить, что читать или слушать, а уж думать и подавно. Единственное, немножко (очень немножко, без всякого экстремизма и фанатизма) жалко детишек. Всех, в том числе, как ни странно, и ваших. И лишь по этому поводу хочу очень коротко вспомнить пару историй.
Одна общеизвестная и прекрасно всем знакомая с детства ещё из книжек про войну двенадцатого года. Французы вторглись в страну, где среди гражданских всё высшее общества и почти все помещики, а в армии практически все офицеры владели их языком не хуже, а иногда и много лучше, чем некоторые солдаты войск Наполеона. Кроме прочих исторических причин тому ещё дополнительно поспособствовало и то, что после Великой французской революции немало эмигрантов оттуда работало в России у обеспеченных людей в качестве воспитателей и гувернанток, о которых дети с рождения получали с рождения французский как второй родной.
И надо отдать должное здравомыслию общества, в том смысле, что война не оказалась поводом устроить этническую чистку и отказаться от языка врага. Кстати (но это уже совсем по касательной, прошу не придираться), после того, как ситуация стала противоположной и уже русские вошли в Европу и взяли Париж, значительная часть русских солдат, не офицеров, а именно солдат из мужиков остались там, в основном переженившись на местных. Относительно конкретных цифр до сих пор идут яростные споры, честно говоря, и у меня гуляющая цифра в сорок тысяч не вызывает большого доверия, но, судя по многому, народу действительно осталось там порядочно. Очень не хотелось из свободной Европы возвращаться на крепостническую родину. Но при этом, естественно ассимилируясь и в языковом отношении, никто специальную задачу забыть русский никогда не ставил. Но это совсем отдельная тема, не будем углубляться.
А вот в результате русско-французского двуязычия мы кое-что получили вполне конкретное, например, «Философические письма» или «Войну и мир». Тут можно много рассуждать о плюсах и минусах, но факт остается фактом, если бы Чаадаев или Толстой не были билингвами, то их произведения оказались бы, не станем сейчас разбирать и утверждать, хуже или лучше, но во всяком случае другими. Но мне всё-таки представляется, что язык врага большого урона русской культуре не нанес.
А вторая история уже более камерная и не столь известная. У меня был, то есть, он и нынче существует, просто мы последние годы не столь близко общаемся, хороший приятель юности Володя. Его семья еврейская, с языковыми корнями в идише и немецком. Володин отец всю Войну прослужил во фронтовой разведке, не только участвовал в допросах пленных, но и сам постоянно ходил за «языком», вся грудь в боевых орденах. Демобилизовавшись стал филологом и известнейшим переводчиком, дружил с Генрихом Бёллем, получил премию Гёте, но это всё позднее.
А Володя родился в самом конце сороковых, военные раны были ещё совсем свежие, во дворе многие ребята, прослышав, что у них в семье частенько говорят по-немецки, дразнили мальчика «фашистом», то же продолжалось и в начальной школе, и дело закончилось тем, что однажды Вова заявил отцу, старающемуся передать сыну свои знания и навыки, что он «этот фашистский язык учить не будет». Тому хватило такта и мудрости (вообще умнейший был человек) не устраивать по этому поводу никаких истерик и не применять насильственных методов.
Он просто продолжал пользоваться в семье двумя языками и старался, чтобы ребенок рос в атмосфере любви и взаимного уважения. Короче, подростком Володя уже говорил по-немецки свободно, потом, хотя и окончил технический ВУЗ, уже самостоятельно совершенствовался в языке, начал переводить, а в начале девяностых и вовсе уехал в Германию по приглашению поработать на «Deutsche Welle», где и до сих пор занимает довольно значительный пост. Жизнью вполне доволен.
А вообще-то, мне представляется, что без особой разницы, на каком языке думать. Всё равно у подавляющего большинства это паршиво получается в принципе.