Вопрос, который несколько послевоенных десятилетий сильно волновал случайно выжившее некоторое количество гниловатых гуманистов, то есть, как можно было столь быстро превратить народ Гетте и Гейне в народ Гитлера и Геббельса, во многом уже некоторое время назад вовсе утратил свою остроту. Практические если не всем, то подавляющему большинству разумных стало довольно ясно как, технологии скоростного уничтожения тончайшего налета цивилизованности на значительных массах человеческих существ потеряли свою мистическую таинственность и в принципе не для кого уже не являются великим секретом.

Но до сих пор толком не то, что не разрешен, но и верно, и точно не поставлен другой, на мой взгляд даже более важный и принципиальный вопрос. А как получается и какими методами, и в каких ситуациях, и по каким глубинным причинам, что, пусть очень в редких отдельных случаях, но такие технологии не срабатывают?

Вот, например, история довольно широко известная в Германии, у нас о ней тоже много кто слышал, но я всё-таки позволю себе в нескольких словах напомнить. В семье налогового консультанта, мэра небольшого провинциального немецкого городка в восемнадцатом году прошлого века родился третий ребенок, Ганс, а через три года его сестра Софи. Всего братьев и сестер было пять, но сейчас речь именно об этих двух по фамилии Шолль.

Мальчик в пятнадцать лет вступил в Гитлерюгенд. Девочка в двенадцать стала членом женского подразделения этой организации. Отец их не был особым сторонником нацизма, но и борцом по натуре тоже, потому лишь слегка поморщился от этих поступков детей, однако те, увидев отсутствие большого восторга со стороны родителей, вполне логично и обоснованно объяснили, что все их друзья уже сделали это, потому вести себя иначе неестественно и некомфортно. И всё пошло своим чередом. Как у всех.

И нормально, вовремя Ганс пошел учиться на медицинский факультет Мюнхенского университета. А настал призывной возраст, направился по специальности служить на фронт, сначала во Францию, потом на Восточный. Пройдя положенную для получения высшего образования трудовую практику в соответствующих структурах, в тот же университет, только на философский поступила и Софи. Будущий боец фронта уже идеологического. И всё было не просто нормально, а более чем замечательно тем летом сорок второго, ещё даже никакого Сталинграда, маленькая заминка с блицкригом не произвела особого впечатление на общество, Германия находилась на пике своего могущества и фантастических успехов.

А вот далее происходит нечто уже не совсем понятное. Брат с сестрой и ещё несколькими товарищами создают организацию «Белая роза». Название, конечно, красивое и романтическое, но ничего особенно действительно героического и значительного за этим не стояло. Абсолютно точных данных нет, но, судя по некоторым косвенным признаками, всего как-то реально причастных было не больше, если не меньше, десятка студентов, которые писали, расклеивали и разбрасывали листовки в общественных местах, в основном во всё том же Мюнхенском университете с окрестностями.

Глупо, по-детски попались и в начале сорок третьего, после быстрого и без излишней громкости процесса, были казнены. На гильотине.

О них написано много книг, и фильмы сняты, и многое из дневников опубликовано, и там бесчисленное количество попыток разобраться, обосновать и объяснить истоки и суть явления. Но мне всё равно совершенно непонятно. Откуда они в принципе могли такие взяться? Почему то, что не просто на других, а практически на всех остальных других действовало, с легкостью снимало упомянутый тончайший налет мысли и цивилизованности, с ними не сработало?

Предполагаю, да что там, по сути уверен, что ответ лежит отнюдь не в тех областях, от культуры и воспитания до идеологии и религии, где его стандартно ищут. Возможно, только когда-нибудь науки, в названия которых входит «нейро», смогут тут что-то прояснить.

Из дневника Софи Шолль:

Мы любили Германию, так сильно, что никогда не задавали себе вопросов, «за что и почему» мы любим нашу родину. С приходом Гитлера нас стали учить и объяснять «как и за что» мы должны любить нашу родину. Мы жили как несмышленые зверушки, мы были невинными полевыми цветами, свободно бегущими по небу облаками и легким ветерком, ласкающим наши лица, мы обожали музыку и поэзию, зачитывались Гёте и Достоевским, ходили на концерты Генделя и на воскресную мессу, мы молились и читали святого Августина… Но вдруг оказалось, что все это ни к чему. Мы, наши друзья, были такие разные, настолько индивидуальные, в чем, казалось бы, и кроется богатство человеческой личности, и вдруг оказалось, что именно в этом и есть главная опасность для нации, для национальной идеи. Как-то незаметно, нас всех поставили под знамена, мы запели другие песни, нас научили маршировать, ходить строем, не возражать и коллективно думать.