Так вышло, что мне по не очень понятной прихоти судьбы довелось в юности быть знакомым с несколькими весьма интересными людьми из довольно специфического профессионального круга. Такими, например, как Ричард Ричардович Диксон, Юрий Николаевич Воронин и ещё некоторыми, чьи фамилии не столь известны и до сих пор требуют определенной осторожности при упоминании. Среди них был и Дмитрий Александрович Быстролетов, казавшийся мне тогда глубочайшим стариком с не самыми приятными манерами, но часто весьма остроумными и даже резкими не по возрасту высказываниями.
К огромному сожалению, практически со всеми этими людьми я был знаком крайне поверхностно, «шапочно», и сам не представлял для них тогда никакого интереса. Потому, естественно, не имел возможности вести каких-то значимых бесед, из которых мог бы почерпнуть какую-нибудь уникальную информацию. Но одно то, что я получил шанс хоть как-то, пусть и чрезвычайно ограниченно, наблюдать за подобными личностями, мне представляется, оказалось весьма полезно для становления моего мировоззрения и мироощущения. Так что, в любом случае, большое им спасибо.
Быстролетов, о котором последнее время стали говорить, что это наиболее успешный и эффективный советский разведчик за всё время существования СССР, одновременно, пожалуй, до сих пор и самый, если не сказать «неизвестный», то, по крайне мере, самый непубличный и совсем не широко популярный из такого рода специалистов. Однако и о нем написаны книги, изданы его произведения, даже есть фильмы и художественные «по мотивам», и непосредственно с попыткой документальности. Так что, я сейчас не стану здесь рассказывать о нем подробнее, каждый желающий самостоятельно легко может найти в интернете множество открытой информации.
Меня же и тогда, в начале семидесятых, когда я увидел его впервые, больше всего интересовал один вопрос, и сейчас, когда услышал об открытии памятника, этот же вопрос снова всплыл в голове. Вот, обычно пишут, что Быстролетов знал двадцать два языка. И действительно, он свободно говорил на нескольких языках (собственно, в конце жизни в основном и зарабатывал переводами), и не только на европейских, при мне спокойно общался с каким-то студентом из северной Африки на его наречии. Но само по себе понятие «знал» довольно условное, и точно ли именно двадцать два? Как и всему в его биографии тут нет абсолютно точного документального подтверждения. Более того, когда он сам писал о себе, то постоянно ставил своего рода «дисклеймер», отмечая, что намеренно не претендует на точность фактов, а излагает более «художественное», чем чисто мемуарное. Так что, мне кажется, утверждать о нем что-либо категоричное и несомненное, в смысле, кем и каким он был, довольно затруднительно. Но, думаю, при этом весьма однозначно можно говорить, кем и каким он не был.
Он явно не был человеком глупым. И в чисто бытовом, практическом плане, и в смысле способности овладевать и свободно оперировать самыми сложными теоретическими, в том числе научными, системами. Он ведь не только формально, кроме всего много прочего (включая, кстати, членство в Союзе художников, которое вопреки тому, что многим может показаться, давалось отнюдь не просто так даже при наличии любых административных ресурсов), умудрился стать одновременно и доктором права, и доктором медицины. А и в реальности оказался весьма успешен в этих областях на вполне достойном европейском уровне. И вообще добивался очень высоких результатов в любой области, за которую брался, а областей этих было более, чем достаточно.
Он не был человеком наивным. Сейчас полностью вынесем за скобки моральные и нравственные критерии, но вся история его деятельности как разведчика, в том числе нелегала по чужим документам, говорит о том, что о малейшей наивности там не может быть и речи. Только высший уровень цинизма, прагматизма и холодного расчета мог позволить ему совершить то, что он сделал, и большая часть чего до сих пор секретна, а, следовательно, значима и актуальна, что почти уникально по прошествии стольких лет.
Он, тем более, не был человеком мало информированным. Тут вообще смешно предполагать подобное. Совсем наоборот, именно его неизмеримо более высокая, чем у прочих, степень информированности и составляла основную суть его работы. И не просто количество сведений и фактов, которые умел добыть, узнать или даже просто украсть, но именно способность оперировать этими сведениями и фактами, анализировать их и владеть этим анализом как самым совершенным и эффективным инструментом, а то и оружием. И тут очень важно подчеркнуть, что его информированность относилась не только к делам «западным», как было, например, с членами «кембриджской пятерки» и им подобными. Но он был вполне в курсе происходившего в СССР, имел для того достаточно контактов и возможностей.
Можно и далее развивать эту тему, но мне представляется достаточным. Умный, талантливый, предельно далекий от наивности и чрезвычайно информированный разведчик мирового уровня, абсолютно адаптированный в западной, и даже не только, цивилизации. И вот в самом конце тридцать шестого его отзывают из Швейцарии в Москву. Да, до ареста Артузова и массовых чисток в разведке ещё несколько месяцев, но Ежов уже сменил недостаточно активного и эффективного в этом деле Ягоду, и, казалось бы, всём всё должно быть предельно ясно. Но Быстролетов беспрекословно выполняет приказ.
Более того. Когда «процесс пошел» и даже у самых тупых, вроде бы, совсем уже не должно остаться малейших сомнений, он безропотно подчиняется любым решениям относительно себя и как тупая овца на заклание в тридцать восьмом отправляется в лагеря. Отсидел шестнадцать лет и, судя по многим вполне достоверным и убедительным фактам, не вышел бы никогда, если бы не смерть Сталина. Ещё раз повторю и уточню. С его уровнем подготовки, навыков и профессионализма он бы вполне мог свалить. Ну, хорошо, я, возможно, недооцениваю тогдашние «органы». Но хотя бы попытаться мог? При том, что о «не рискнул», «не осмелился» речи быть не может, там рискованности и смелости с гигантским избытком. Ладно, не попытаться, но хоть подумать об это? Как свидетельствовал он сам, нет, даже не задумывался.
Как это всё могло быть и какие тому хоть малейшей разумности объяснения? Наверное, люди, даже немного знающие историю моей собственной семьи тут могут снисходительно усмехнуться. Дело в том, что Быстролетов был не только почти сверстником моих деда и бабки по отцовской линии, но и, по любопытному совпадению, практически одновременно с ними учился на медфаке Карлова университета в Праге. И оба они, то есть дед и бабка, тоже став докторами медицины, а затем и профессорами этого университета, тоже вернулись в СССР, правда несколько раньше Дмитрия Александровича, в тридцать четвертом, но и в лагеря пошли тоже немного раньше, уже в тридцать шестом. И как я в подобной ситуации могу задавать такие дурацкие вопросы? Сам бы спросил у своих предков или хотя бы у деда, так как бабка не вернулась с Колымы, погибла на общих работах.
Но я спрашивал. Не очень подробно, слишком был мал, да и, наверняка, далеко не всё понял по той же причине. И там всё было много более ясно. Хотя в приговоре у бабки, как знавшей двенадцать языков, и стояло «международная шпионка», а у деда, владевшего всего четырьмя, «русский контрреволюционер», они были всего лишь обычными интеллигентными юношей и девушкой, как почти все в их круге тогда, довольно левых взглядов, поехавшие в Европу только за профессиональным образованием, как им казалось, более высокого уровня, чем в России. И там, в Праге, тоже общались в основном в среде местной вполне себе либеральной интеллигенции, будучи полностью погруженными в свою профессию. Он хирург, она офтальмолог, писали научные статьи, имели обширную медицинскую практику, женились, родили ребенка, но всегда воспринимали заграничную жизнь как временную. О происходящем вне поля и круга своей деятельности имели крайне слабое представление и, когда их сыну исполнилось три года, посчитали вполне естественным вернуться на свою родину, где строили социализм, что вполне отвечало их идеалам и жизненным планам.
Но, если судить по информации, полученной мной от деда, мозги у них на место встали довольно быстро, однако стало уже поздно и без вариантов. Что же касается деда, уже вышедшего из лагеря, то в конце пятидесятых, когда я с ним познакомился, то у него с головой уже был полный порядок и никаких иллюзий.
А Быстролетов не был романтически и идеалистически настроенным молодым доктором. Он был реальным и настоящим шпионом мирового уровня. Но до конца жизни полностью преданным идеалам коммунизма. Да, не без небольших нюансов. Но преданным. И до конца.
Так что, памятник именно сейчас и именно в Крыму очень уместен. Не только исходя из его биографических данных. А по смыслу и сути.