Васильев Александр Юрьевич

(Продолжение. Смотри начало)



По-настоящему впервые запах свободы в самом буквальном смысле я ощутил собственными ноздрями году в восемьдесят седьмом. Припарковал машину недалеко от входа в журнальный корпус издательства «Правда», где находилась «Крестьянка», в которой я тогда служил. И собрался уже направиться к величественным дверям, но вдруг почувствовал, как с противоположной стороны, через крохотный тоннель от Савеловского вокзала потянуло тем, от чего у меня всегда мгновенно начинала слегка кружиться голова, и желудочный сок вместе со слюной выделялся в количествах, явно вредных если не для всего здоровья целиком, то уж для психической его составляющей, несомненно.

Я как сомнамбула пошел по следу и через несколько десятков метров оказался у выхода из метро, рядом с которым пожилой восточный человек на самом примитивном, маленьком, типа туристического, мангале готовил шашлыки. Так я впервые столкнулся с настоящим частным кооперативным общепитом. И пропал надолго. Ну, есть вот такое свойство организма. Ни каким образом не могу устоять даже не перед видом, а именно перед запахом жарящегося на свежем воздухе мяса.

Стоил крохотный шампурчик на три убогих кусочка целый рубль. Даже на легкий ланч требовалось минимум пара порций. Подавалось это на не слишком аккуратно нарезанных кусочках картона, о происхождении которого лучше было не задумываться, как, впрочем, и о происхождении самого мяса. Рядом шмякалась столовая ложка томатной пасты, кетчупа ещё не существовало даже в перспективе, и клался кусочек черного хлеба. А еще, но это, по-моему, совсем не, или, по крайней мере, полу легально (относительно легальности в тот момент вообще – отдельный разговор, на самом деле действующий тогда закон и на шашлык, если строго, никакого разрешения пока не давал) за тот же рубль можно было получить бутылку «Жигулевского», пока совсем не ощущая, сколь оно отвратительное. То есть, не сильно гуляя, получалось уложиться в трешку.

( Collapse )

(Продолжение. Смотри начало)



И вот году в восемьдесят восьмом я собрался, наконец, посетить Америку. Представить себе все круги ада, которые представлялись тогда гражданину необременительным чистилищем на пути в рай, что требовалось пройти для претворения в жизнь этой простенькой задачи - «посетить Америку», нынче практически сложновато. Я и пытаться не стану, это на другой, крупноформатный эпический объем рассчитано, нынче не потяну.

Упомяну лишь, что начинать следовало с получения «приглашения», желательно от близких родственников, что уже само по себе для большинства являлось препятствием непреодолимым. Впрочем, проскакивали иногда и иные варианты. И далее многомесячный тяжелый труд, включающий такие забытые, но крайне увлекательные сюжеты, как получение заграничного паспорта, совершенной сегодня экзотики для большинства - выездной визы, ночных очередей с ежечасной перерегистраций в списках на обмен валюты… Нет, нет, слишком много ещё осталось впечатлений и неумерших эмоций, надо затормозить, а то действительно мы утонем в подробностях. Короче, я уже почти совершил всё необходимое, и до отлета, если далее пойдет столь же удачно, оставался какой-то месяц-полтора.

И тут мне позвонил Боря Григорянц, человек для меня всю жизнь загадочный. Возраста совершенно непонятного, но явно старше среднего по нашей компании, он, собственно, и в компанию толком не очень входил, хоть и присутствовал довольно часто, однако исключительно как старый друг Аркаши, некая смесь наставника и оруженосца. И всё-таки главной странностью было не это, а то, что он не пил, то есть, ни то, что мало или редко, а просто никогда и не капли, а так же не играл в карты и не был подвержен любым иным распространенным среди нас пороками, разве что кроме излишнего пристрастия к женскому полу, да и то, где-то там на стороне, вне нашего круга. Естественно, что после Аркашиного отъезда я Борю не видел и не слышал, мы без Стариковского никогда и не общались, а тут вдруг Боря обращается с просьбой. Но, понятно, и на сей раз не собственной, а по сути Аркашиной, хотя совсем уж прямого отношения к нему не имеющей.
( Collapse )