Великая православная святыня покинула нас, эмоции несколько улеглись, и настало время просветления. Я, естественно, не участвовал в той злобной травле, которую устроили радикальные богоборцы и атеисты миллионам верующих, стремящихся прикоснуться к поясу Богородицы. Не поддерживал и всяческие фарисейские разговоры о торжестве язычества над истинными христианскими духовными ценностями, начавшиеся между самими верующими, уж в такие дебри я точно никогда не лезу. И, конечно, я не повинен в предъявлении совсем дурацких претензий бытового и практического характера, типа, что мне осложнили пользование станцией метро «Кропоткинская» или помешали свободно передвигаться по столице на огромной территории от Остоженки до Лужников. Это было бы совсем мелко до подловатой пакостности.
Я всего лишь крайне мягко, практически в пастельных тонах сделал зарисовку ситуации, когда люди по двадцать часов стояли на морозе в гигантской очереди, невиданной даже для такого профессионала в этой области как я, имеющего опыт записи на «Жигули» в техцентре конца 70-х. А рядом с этой очередью находится почти пустой в это время музей, где можно провести целый день в немыслимо роскошных условиях, среди величайших произведений искусства мирового уровня. И столь же предельно аккуратно я намекнул на свое опасение, что с сотнями тысяч мечтающих прикоснуться к поясу людей у меня вряд ли нашлось бы много общих тем для разговора.
Но Патриарх строго сказал не только упомянутым мною откровенным хулиганам и хамам, но и всем, не очень твердым в вере и усомнившимся, типа меня: "Никакими человеческими аргументами, особенно исходящими от нашего помраченного разума, от нашей испорченной нравственной природы, невозможно объяснить это величайшее тяготение к святыне».
А менее корректный и сдержанный, чем глава РПЦ, православный народ вовсе возмущенно закричал: «Да как вы смеет судить о том, что вам непонятно с вашей примитивной, рациональной точки зрения, мы же вас не трогаем, не лезьте в области, которые вам недоступны, занимайтесь своими делами и дайте нам возможность спокойно заниматься своими!»
Святая Русь в один миг стала поборницей терпимости и уважения к тем, чьи мысли или чувства могут быть не всем понятны.
Так что, чудо, и чудо величайшее произошло прямо на наших глазах. А я со своим тупым скептицизмом оказался полностью посрамлен, в чем признаюсь с величайшим смирением и каюсь, каюсь, каюсь…
