Васильев Александр Юрьевич (auvasilev) wrote,
Васильев Александр Юрьевич
auvasilev

Category:

4.20

Оказывается, вчера исполнилось тридцать лет со дня открытия московской Олимпиады. Как быстро бежит время! (Особенно я горжусь собой после подобных фраз). Вспоминаю себя тогдашнего молодым, здоровым и красивым. Хотя, если совсем честно, полностью уверен только в двух первых определениях. Тут недавно тоже, иду с пляжа, пару текилы принял, живот подтянул, плечи расправил, что-то такое мурлыкаю мажорное, и в голову некие легкие и соблазнительные мысли лезут, пополам с образами, а что, думаю, ведь еще ничего мужик, ведь вполне еще… И тут с раздражением замечаю, как параллельно мне ковыляет какая-то старая бородатая каракатица с сероватой дряблой кожицей и мутноватыми глазами навыкат. Не сразу сообразил, что это мое собственное изображение в стекле прибрежного ресторанчика. Да, вредно много времени проводить в окружении практически обнаженных юных дев на такой температуре. Можно перегреться. С другой стороны, если постоянно смотреть в зеркало, то можно повеситься. Будем держаться середины. Так что, красоту опустим, но молодым и здоровым я тогда был точно. И имел некое опосредованное отношение к строительству олимпийских объектов. Как-то мне позвонили, и сказали, что мои материалы об особенностях гидроизоляции одной там стены в грунте кое-кого заинтересовали, потому я включен в рабочую группу и следует явиться к определенному часу на Старую площадь. Я заседание рабочей группы посетил и был даже удостоен похвалы за ту самую гидроизоляцию лично Виктора Васильевича Гришина, то есть, естественно, без упоминания фамилии, но что-то типа нескольких благожелательных слов в адрес идей вашего покорного слуги пробормотано было. Чем, кстати, я до сих пор, кроме всякого смеха, весьма горжусь. И вот на следующий день вызывает меня тогдашний мой начальник Лева Гущин и с мрачнейшей физиономией рассказывает, как получил чудовищную головомойку. Ему с утра позвонил большой горкомовский деятель и обвинил чуть ни в идеологической диверсии, как мол, можно было присылать пред светлые очи самого члена Политбюро личность такого чудовищного вида. Ну, на счет такой уж чудовищности, это, пожалуй, все-таки, несколько перебор, но, объективности ради, должен согласиться, что некоторые основания у деятеля могли иметься. Волосы у меня тогда были слегка ниже плеч, бородка пиратская, джинсы сильно потертые и еще более клешеные, но все равно не способные скрыть остроносые американские ковбойские сапожки. Так что Леве было велено хулигана немедленно постричь, побрить, переодеть и представить на следующее заседание комиссии в приличном виде. Это я сейчас называю Гущина Левой. И не от фамильярности, а, исключительно размягченный теплотой воспоминаний. В то время обращался только по имени-отчеству и на «вы», да и вообще отношения наши были безупречно официальными и даже довольно холодными. Однако, знал меня Лев Никитович довольно не плохо, и ему, самому, между прочим, и в прошлом, да и в настоящем, довольно крупной номенклатурной шишке, не пришло в голову давать мне какие-либо указания. Он только поинтересовался, нет ли у меня каких идей по поводу решения Возникшей проблемы. Идей у меня, конечно, никаких и быть не могло, но я вежливо сказал, что подумаю и удалился, уверенный, что проблему должен решать тот, у кого она возникла, а не тот, кому на нее наплевать. Дальнейших подробностей не помню, да и вряд ли они вообще были, но в результате, как обычно, все утряслось само собой. На совещания меня больше не звали, а, при надобности, присылали за материалами курьера, ли, если этого оказывалось не достаточно, Гущин отправлял с ними проинструктированного мною кого-то из прилично выглядевших товарищей, благо, недостатка в них никогда и нигде не ощущалось. Никогда не стал бы вспоминать рядовую и на самом деле совершенно не интересную историю, если бы вчера в ночь не посмотрел несколько минут документального фильма о той Олимпиаде. Наша какая-то очень знаменитая спортсменка объявляла по советскому телевидению о причинах бойкота советскими спортсменами следующей американской Олимпиады. Понятно, несла невнятную и бессвязную чушь, даже произношения простоя фамилии Рейгана толком не заучив. И рядом в кадре, она же, сегодняшняя, солидная, но не без изысканности, дама почти покровительственно и почти наставительно вещает, что это сейчас не всем дано понять, что ей приказали, что она была капитаном, что, если бы не она, то это сделал бы какой-нибудь другой Вася Пупкин… Я пишу «почти» потому как мне показалось, будто в глазах ее все же мелькнуло некоторое неудобство и желание не иметь подобного факта в своей биографии. Ой, только не надо считать меня идиотом и каким-то особо занудливым морализатором. Я как раз все прекрасно понимаю. Да и, прежде всего, я сам совершенно не человек баррикад, в диссидентах не числился и на площадь не выходил, отлично приспособившись пользоваться всеми слабостями того времени для собственных меркантильных нужд. И разницу между крупным профессиональным спортсменом, полностью зависящим от партийных начальников и юным разгильдяем, научившимся жить с этими начальниками не соприкасаясь, прекрасно вижу. А уж по сравнению с тем, что некоторые несут нынче, и не только спортсмены, и по причинам в тысячу раз менее уважительным, выступление советской прыгуньи и вовсе ничего, кроме улыбки вызвать не может. И все же, все же… Обыденная проблема. Так ли уж необходимо становиться первым учеником? Даже если ты спортсмен. Делает ли это настолько более счастливым? Или, может, стоит все-таки, порой, уступить место Васе Пупкину? И к слову, раз уж вспомнилось. В то время был популярен такой жанр, как «отклики трудящихся». Ни какие трудящиеся, естественно, ни на что не откликались, просто дежурный по отделу обзванивал организации «от башки», брал у руководства фамилии передовиков труда и писал от их имени всякую ахинею, начинающуюся со слова «поддерживаю». Самих людей даже в известность не ставили, впрочем, я не помню случаев, что бы впоследствии кто-то протестовал. Для каждого дежурного это была своего рода халява, поскольку за несколько написанных задней левой ногой строчек платили от трех до пяти рублей, и так за месяц набегала вполне приличная по тем временам сумма. И я этого дела не чурался, когда, например, требовалось «откликнуться» на очередной полет в космос или инициативу досрочно убрать все равно, сука, не желающую расти пшеницу. Но иногда темы бывали другими. Скажем, ввод войск в Афганистан или ссылка Сахарова в Горький. На сие тоже требовалось «откликнуться и горячо «поддержать». Так вот я изначально пару раз послал и потом ко мне с подобными делами даже не подходили. И никакого совершенно героизма. Ровно никаких отрицательных для меня последствий. Всегда находился тот самый Вася Пупкин, который делал это с удовольствием. Я даже не могу похвалиться тем, что гордо отказывался от трояка, мне за сэкономленное время не составляло труда заработать не меньше на чем-нибудь другом. Короче, поставить себе в заслугу совсем нечего. Но, если, иногда, я и не могу заснуть до утра, то точно знаю, что по другому поводу.
Subscribe

Recent Posts from This Journal

  • Емеля Рабинович

    Нет я прекрасно понимал, что, переехав в семьдесят лет в Израиль, окажусь в ситуации, что многое мне окажется абсолютно чуждым, полностью…

  • Образ, образец и образина

    Сейчас начались какие-то, явно инспирированные врагами России, вбросы относительно того, что некоторые чиновник уже получили методички, как…

  • Кошелек, кошелек, какой кошелек?

    Всегда считал Станислава Садальского таким милым, дурашливым и недалеким разгильдяем. Актер, не великий, но в принципе неплохой. Однако уж как…

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

  • 0 comments