Ну, не знаю, по-моему, тут всё примитивно. Я правительственных наград не получал. Не сложилось, не предлагали. В середине восьмидесятых, в самом начале перестройки какой-то подобной журналистской премии, ее тогда, кажется, ко Дню печати давали, удостоился. Но как будто она была не всесоюзная, а московская, я уже сейчас подробностей не помню. Но тогда всё несколько иначе происходило, никто никого не предупреждал и ни с кем ничего не обсуждал. В каких-то газетах напечатали мелким шрифтом, мне потом сказали, поздравляем, ты, мол, лауреат. А, может, и без «поздравляем». Правда, не помню. Так что, тут опыт мой минимален.
Однако вообще, по жизни, как, наверняка, у каждого, было немало ситуаций, когда приходилось принимать решение относительно самых разных вещей, от незначимых мелочей, типа услуг, вежливых знаков внимания, благодарностей и тому подобного, до чего-то более серьезного, иногда даже очень серьезного, вплоть до любви. В смысле, брать или отказываться? И как, думаю, опять же каждый, я всегда определял для себя возможность согласия, не исходя из каких-то единых признаков, а всегда по ситуации, жизнь ведь многообразна и изменчива, всего заранее не предусмотришь. (Ничего мысль, а? Чуть не прослезился.)
Но одному простейшему принципу мне никогда не приходило в голову изменять всего лишь из-за его чрезвычайного удобства и универсальности. Если тебе что-то дают, а ты понимаешь, что, приняв это, тебе придется даже не то, что оправдываться, а хотя бы просто объяснять, и не столько кому-то, сколько, и это, прежде всего, самому себе, то лучше откажись. Гори оно всё огнем, так спокойнее будет. Вот, застрелите, не вижу ничего сложного. Какие проблемы?
Другой вопрос, что если речь идет о каких-то вещах совсем уж существенных, ну, там типа огромных денег, какой-то великой славы или даже должности, то тут я, естественно, ничего сказать не могу. Это как Симонов в свое время сказал: «А тебя когда-нибудь за столько покупали?» Нет, «за столько» меня никогда не покупали. Но ведь и тут всё крутится тоже не вокруг великого дела, какая-то премия, значок там, или медалька, дипломчик, миллион рублей…
Отказался бы я от миллиона? Нынче точно отказался бы от миллиона, особенно рублей. Да если серьезно, то и от любого. А вот если бы был голым, босым, голодным и без крыши над головой… То это был бы или не я, или я в таком виде и состоянии, что уже взятки гладки. Но если в принципе, ведь желать большего и лучшего это всегда естественно? И чем за это платить?
А вот это уже, кто чем готов. Цену своей душе каждый знает сам. Но, уж, во всяком случае, цена эта, не пустое отбрехивание на сайтах и газетных страницах. И не агрессивные оправдания по принципу или «не ваше дело, я сам знаю, как мне с умом этими деньгами распорядиться», и уж совсем не наивно-дурацкое «это вообще деньги не Путина, меня не он наградил, а профессиональное сообщество». Знать вы, конечно, знаете, и как распорядится, и чьи деньги, и кто наградил. Как знаете, что и другие всё прекрасно знают. Иначе не оправдывались бы. Прекрасно понимая, что бесполезно. Именно поэтому, я и не вижу смысла. Взял – молчи. Считаешь, что следует объясняться – не бери. Примитивно просто. Я так думаю.
Но все-таки, преодолевая отвращение, вернулся к теме журналистской премии не ради нее самой. Просто, в связи с этим, мне хочется обратить внимание вот на какой момент.
Японцы в подобных случаях считают, что «теряют лицо», а наши, прошу прощения, но это не из моей, а из образной системы госпожи Латыниной, похоже «теряют яйцо». И превращаются в таких, не очень понятного пола существ. Очень обиженных. Вот об этой обиде мне хотелось бы несколько поподробнее.
Но сразу необходимо подчеркнуть, что речь не о злодеях. Злодеи, те на чьих руках кровь, чьи зрачки расширены, дыхание прерывисто, а холодные и влажные пальцы тянутся… Нет, нет, я сейчас вовсе не об этом. Тема, конечно, жутко увлекательная, и поле тут чрезвычайно плодотворное, но оставим злодейство в покое даже на самом бытовом уровне, типа сковородкой по голове.
Да ладно, что уж там злодеи. Каких-то там уж исключительных негодяев или мерзавцев я тоже не имею в виду. Просто люди, имеющие не очень четкие представления о чести, совести, нравственности, таких довольно абстрактных и достаточно зыбких вещах, скажем так, не полные подонки, но личности достаточно низкие и подловатые. Вот какая имеется у них любопытная черта.
К примеру, так и не прекратившаяся и ставшая уже то ли смешной до неприличия, то ли неприличной до смешного истерика Леонида Радзиховского. Который продолжает где только может, а может он по-прежнему очень много где, излагать, что его затравили. Правда, ему замечательно и, на мой взгляд, исчерпывающе ответил шеф-редактор "Русского журнала" Александр Морозов:
«Тебе што - звонят с угрозами, подстерегают в подъезде? бьют арматурой, как Бекетова? ты что, готовишься к посадке на 10 лет, как Осипова? Нет. Просто группа людей, которые раньше относились к тебе с симпатией, написали у себя в блогах, что ты – засранец».
Но Леонид Александрович не унимается и выступает с очередным заявлением, что его не только затравили, но еще и оклеветали:
«Клевета, например, заключается в том, что когда в прошлом году я в сотый раз в своей жизни был на совещании у Суркова как о свершившемся факте все уважаемые революционеры и демократы, и либералы стали писать, что я получаю у Суркова указания, что мне говорить и как мне говорить. Это ложь, это клевета… Тем самым натравливая, между прочим, абсолютно психически неуравновешенных людей, которые с дикими воплями «ату! ату!» бегают и пишут все это уже как абсолютно совершившийся факт. Вот это, по-моему, травля… на совещаниях у Суркова ни я, ни другие участники этих совещаний никаких указаний… никогда не получали, а высказывали свое мнение о происходящих событиях и обменивались мнениями».
Я, честно говоря, даже теряюсь и не понимаю, кто из нас психически неуравновешенный? Зачем устраивать балаган на пустом месте и нас, читателей и слушателей, держать совсем за козлов и полных лохов? Мы все в какой стране выросли, мы сейчас в кантоне Ури живем, на берегу Женевского озера? Когда бабушка каждую неделю ходит к участковому «высказывает свое мнение о происходящих событиях и обменивается мнениями», весь подъезд прекрасно знает, чем она там занимается. Я уже не говорю, когда кто в лагере к «куму» без дела шляется, даже намекать не стану, чем это заканчивается.
И в каком качестве с такой периодичностью Радзиховский туда являлся? Этот вопрос с удивительной профессиональной настойчивостью, надо отдать должное ведущим «Эха», неоднократно задавался, но Леонид столь же настойчиво утверждал: « Ни в каком. В качестве частного лица». Чудесно, это высшее качество. И компания высшего качества. Но почему же тогда тайно? Почему я, постоянный, многолетний и очень внимательный читатель и слушатель, тщательнейше за работой названного публициста наблюдавший и посвятивший ей не один десяток отдельных статей, узнаю об этом только случайно и не от него, а от постороннего человека? А Радзиховский еще и слюной брызгает от злости, что такие как я узнали.
А уж что касается периодичности, то тут никто за язык не тянул, сам признался. «В сотый раз». Понимаю некоторую меру условности, вряд ли там все же такой точный учет и контроль ведется. Но при всей приблизительности, если даже прикинуть на десятилетие заведования Сурковым идеологией в нашей стране, получается, что не реже, чем раз в месяц Леонид Александрович являлся к замглавы кремлевской администрации «поделиться мнением». Я ближайших друзей с такой регулярностью не навещаю. Так за кого Радзиховский держит окружающих и с какой целью продолжает валять дурочку?
Или вот ещё один довольно яркий пример. Есть такой довольно известный в Екатеринбурге театральный деятель Николай Коляда. Он вошел в созданный в Свердловской области предвыборный штаб кандидата Путина. Хотя до этого страстно и пламенно агитировал за Прохорова еще на этапе всей той позорной истории с «Правым делом». Объясняет произошедшие с обескураживающей искренностью и непосредственностью, отвечая на вопрос, считает ли он нужным обновление власти:
«Мне не кажется, что в данном случае нужно какое-то обновление. Путин - посмотрите телевизор - ездит, ходит, разговаривает. Он во все вникает, он всем делает втыки, он ведет себя как хозяин, он стучит по столу кулаком. Вот вчерашний случай, история с кировским губернатором…»
И далее, совсем уж по-свойски, рассказывая о полученном его частным театром губернаторском гранте:
«Но я подумал: "вообще-то, 5 миллионов тебе дают, Коляда, тебе дает правительство здание для театра, чего-то для тебя делают – а ты тут будешь сидеть и оппозиционировать?" Здесь, понимаете, синица в руке, а журавль в небе мне не нужен. За мной 65 человек, и у каждого в семье – еще по три человека. И мне все-таки надо думать о моем частном театре, о моем хозяйстве и о людях, которые за мной, а не быть таким диссидентом, правым или каким-то левым, или еще каким-то. Это совсем не дело руководителя, потому что ты отвечаешь за судьбы людей. И надо дружить с властью, если уж честно. Надо дружить с властью, да. Но на меня никто не давил. Когда мне предложили, я согласился».
Однако, это, конечно, всё так, бытовые мелочи. Главным в таких случаях объяснением является польза театра, другого чего крайне благородного, служба чему-то святому и высшему, типа медицины, науки или вот, как в данном случае, искусству. Коляда сейчас «Маскарад» ставит, вся продвинутая уральская общественность в ожидании премьеры.
Но почему я, собственно, об этом Коляде вспомнил? Потому что он тоже истерику устроил и тоже заверещал. Вместо того, чтобы радоваться успехам режиссера, какие-то неблагодарные «клеветники и травители» наклеили на афиши его театра портреты Путина со следами поцелуев. Не хотят, сволочи, в театр его билеты покупать, а хотят пакости творческому человеку устраивать. Вот и кричит теперь этот творец на все Уральские горы, что бандиты его детище поджечь хотят. Защиты требует и очень обижается.
А, вот если честно, на черта мне этот и такой театр? Мне нужен «Маскарад» в постановке такого придурка? И чем он отличается от любого хозяина пивного ларька, которому бесплатно дали будку, и за это он готов на что угодно и сразу начинает пропагандировать жесткую руку?
На что, правда, мне вполне резонно могут ответить, что, если лично мне не надо, то это ещё ровно ничего не значит, а кому-то надо, и он в этот театр пойдет… Всё абсолютно правильно. Просто, тогда вообще не воспринимайте мое мнение как совершенно не существенное, а слушайте и слышьте, что и как говорит тот, кто пойдет, кто солидарен с этим режиссеров, кого такой театр и на таких условиях устраивает или кому вообще всё происходящее безразлично, лишь бы, по его мнению, спектакль был хороший. А я и к Миронову не пойду, и к Калягину не пойду, Машкова больше видеть не смогу, потому, как у меня будет всегда теперь его речь перед глазами стоять. Я даже в Ленком перестал ходить. Мюллер в "Королевских играх" на сцену выходит, а я вижу, как Захаров в Шереметьево с букетом «Русское золото» встречает.
И ведь я не с факелом по ночам подкрадываюсь, пытаясь ихнее здание поджечь. Это всё фантазии и элементарное доносительство в лучших отечественных традициях. Я просто смотреть не буду. Я вот Брандауэра в «Мефисто» лучше посмотрю. Кстати, о «Мефисто». И о «Королевской рати», где очень хорошо и подробно о здравоохранении написано. Мне и больницы такие не нужны. Вот почему-то с Кубы, где здравоохранение замечательное, все бегут во Флориду, где с этим полная беда. А обратно лечиться едет только Чавес.
И ведь, как будто нет никаких проблем. Радзиховский говорит, что считает нужным, имея для того возможности и аудиторию, которым кто угодно может только позавидовать. Коляда и здание и деньги получает, при этом весь в творческих успехах. А те, другие, клеветники и либеральная шелупонь всякая, они же маргиналы, только и могут, что злобно шипеть из-за угла, чего по их поводу так громко демонстрировать свою оскорбленность?
Альбац недавно сказала, что видит причину эмоциональных обострений этого рода в том, что последнее время совершенно неожиданно стало возвращаться, казалось, уже полностью утраченное понятие репутации. И кто-то стал чувствовать некоторую некомфортность от того, что именно его репутация возвращается не в самом лучшем состоянии и несколько запачканном виде. В этой мысли, возможно, и есть здравое зерно. Но, мне кажется, это не совсем точно и не совсем полно. Оттуда, где понятия репутации и всего прочего, уже упомянутого, интеллигентского либерального хлама, типа чести, порядочности и нравственности существуют как данность и реальность, всё это никогда и никуда не уходило.
Да, наверное, повеяло некоторым изменением направления, но туда где всё это только лишь именно направление, тенденция, как сейчас стали говорить, «тренд», туда в истинном своем значении репутация никогда не возвращалась и возвратиться не может. Так что, дело, видимо, еще и несколько в другом.
Тут ведь вот что замечательно. Нужно, чтобы любили и уважали именно те, к кому ты с таким презрением относишься как людям непрактичным, оторванным от реальности и прочее. Любви одной только власти и тех, кто, так же как ты, готов быть близким другом власти, оказывается недостаточно. Надо, что обязательно и «те, другие» тоже… То есть, в идеале, конечно, любили и уважали, но, если уж с этим совсем никак, то по крайней мере не смели своей нелюбви или неуважения никаким образом высказывать. Потому что это травля. А за эту травлю их, подлецов, следует…
Это уже даже не достоевщина. Это некий перенасыщенный раствор. Это как бы Достоевский описывал ситуацию, каким образом герой Достоевского реагирует на роман Достоевского и ведет по поводу него споры с самим Достоевским.
Трещина всё расширяется. Прыжки туда-сюда требуют всё больших усилий, а находится одной ногой здесь, другой там, не очень получается даже на шпагате и у самых длинноногих. Крайне неудобное положение. Но мышцы болят в паху, а крыша съезжает сильно выше.
