«Судя по всему, Вы не жили в начале 90-х годов, да и конце были в шоколаде. Вам неизвестно, что тогда у МНОГИХ не было денег на хлеб. Крутились, как могли. Может быть, у Вас и хорошая голова, но нет опыта».
Я ответил предельно вежливо, но, возможно резковато, пользуюсь случаем попросить прощения, если чем невольно обидел. Сама это конкретная женщина к сказанному мною далее, скорее всего, большого отношения не имеет. А про возраст и статус, это с ее слов: «Я пенсионерка, интересуюсь политикой, садом и огородом, здоровьем, джазом, последними мировыми новостями, кулинарией, хорошей литературой, карточными пасьянсами и т.д. и т.п.» Прямо завидно, какой богатый внутренний мир. Так что, не про эту пенсионерку, а про другую старушку. Абстрактную. Но доставшую. Пользуясь тем, что могу уже назвать этим словом своих сверстниц.
Я всю жизнь это от разных старушек слышу. И как-то уже так реакция притупилась, что смысл толком не воспринимается, некий шелест опавших листьев поздней осенью, под конец строительного сезона… А тут - бац! – один раз, другой, третий, смотрю, а старушка-то, не намного пока еще, но уже на пару-тройку лет моложе меня самого, а всё туда же, про моё молодо-зелено и кусок во рту слишком сладкий.
«Молодой ишшо, жизни не знает, света не видел, да лиха не хлебнул…». А как узнает, что я не только постарше ее, но и видел, и знаю, и хлебнул достаточно, так и застывает удивленно с приоткрытым ртом, прямо слышно, как там в голове чего-то ворочается в поисках отгадки – каким же это образом тогда на нашей святой земле такая вражеская сволочь образовалась?
Хотя хлебнула-то она чаще всего действительно много. Родила от мужа-алкоголика пару сыновей, выходила, выкормила их, надрываясь из последних сил, один теперь сидит, второй квасит с утра до ночи пуще папаши, поколачивает уже собственную теперь бабу и продолжает по семейной привычке делать детей той, которая точно так же как и свекровь продолжает «хлебать».
Только за жизнь и научилась, что пригибаться и прогибаться, трусить, кивать угодливо и тряпочкой половой угодливо на порожке перед начальственным да наглым складываться. Заучила несколько мудростей, называемых народными, к народу никакого отношения не имеющих, типа «против силы не попрешь», «там наверху виднее» и «наше дело маленькое». Вот и вся ее великая мудрость, которая кажется ей обретенной такой длинной, богатой событиями и достойной уважения судьбой.
И еще эти постоянные причитания: «Мы куска не доедали, мы глотка не допивали, на холоде без обувки мерзли, под дождем без калошек мокли…» Я по молодости вёлся на всё это по дурной юношеской сентиментальности. Постоянно казалось, что у кого-то ломоть хлеба потоньше моего, так я ему обязан, если не отломить обязательно половину, то уж угрызения за толщину собственного испытывать непременно.
От куска я и сейчас отломлю. И больше половины. Только никогда не шел и сейчас не идет впрок кусок этот. Я по жизни всё равно сам голодным сидел сильно чаще, чем её сынки трезвыми. Только в голову никогда не приходило делать это предметом гордости или на начальников молиться ради сытости.
Впрочем, старушку, это я, конечно, зря приплел. Старички моего и даже уже меньшего возраста по названным качествам и параметрам ничем тут старушкам не уступают, а, честно признаться, так часто и превосходят. Потому как накладывается еще дополнительно фантом мужской гордости, которой у них никогда не было, но о котором некоторые слышали краем уха, а потому внутренне озлоблены еще больше и злобу эту даже удержать внутри себя никаких сил не имеют.
У меня нет больше к ним никакой жалости или сочувствия. Кончились. Возможно, единственное преимущество возраста. Но нет и ненависти, даже малейшей вражды нет, честно, врать тут некому и красоваться не перед кем. Осталось только не очень сильное, но действительно искреннее удивление: какая сила заставляет их до сих пор не только считать себя много мудрее, но и постоянно пытаться учить меня этой своей премудрости?