Зная ленивость своих читателей, не стану давать ссылку, а очень коротко перескажу. Виталий написал, что в несвободном обществе всё равно не может быть истинно свободных от власти средств массовой информации. «Всегда будет грань, через которую нельзя переступать. Всегда. И если ты руководишь этим изданием - а у такого проекта, как у "Литературной газеты" советских времен, всегда один-два главреда на пару десятилетий, - ты будешь чувствовать эту грань лучше любого чиновника. И понимать, что может произойти с твоим подчиненным, преступившим эту грань». То есть, возможны только эдакие «резервации относительной свободы» внутри Системы. При том, что именно эти резервации в некоторой степени являются всё же очагами борьбы с самой Системой.
«Если эта борьба увенчается успехом, на газетном рынке новой России скорее всего не будет никакой "Новой газеты", а рядом с "Эхом Москвы" появятся десятки разговорных радиостанций. Ну и что с того? Вы все равно будете вспоминать эти резервации свободы и полусвободы со смешанными чувствами благодарности и сочувствия - как бывшие советские люди до сих пор вспоминают "Литературную газету" Чаковского и "Новый мир" Твардовского. Кстати, Чаковский и Твардовский были куда более системными людьми, чем Муратов с Венедиктовым. Но без них не было бы нас, понимаете?»
Надо признаться, кстати, что я считаю самого Портникова одним из немногих до сих пор оставшихся очень профессиональных журналистов. Кроме того, на мой взгляд, он еще и умен и честен, что, всё вместе, вообще чрезвычайно редко. И мысль Портникова в данном случае довольно любопытна и в какое-то другое время я бы посчитал её основанием для довольно интересного и подробного разговора о советской журналистике лучших времен «Нового мира». Но вот именно сегодня что-то не очень хочется заниматься воспоминаниями и сравнительно-историческим анализом. Потому как нет необходимой дистанции, а есть уж слишком сиюминутные и предельно конкретные факты. Потому очень коротко, практически тезисно.
Почему некоторые издания, кстати, не только перечисленные Портниковым, были для нас, ну, не буду про «нас», чтобы сейчас не заниматься уточнением, были лично для меня некоторой отдушиной, необходимостью, желанным глотком свободы и всем прочим, с таким умилением вспоминаемым? Почему выискивались, воровались из библиотек, перепечатывались на «Эриках», давались на ночь почитать ближайшим друзьям, хранились как величайшая ценность и таковой ценность на самом деле и были? Да потому, что если бы не Твардовский, мы просто физически не смогли бы прочесть «Один день Ивана Денисовича» и даже вовсе узнать о существовании Солженицына. А если бы не журнал «Москва», так целые поколения не выросли бы на «Мастере и Маргарите».
Не буду продолжать примеры, вы, надеюсь, прекрасно поняли, о чем я говорю. У нас просто не было иных источников информации. Совсем не было. Это современному человеку даже представить себе невозможно. Когда мои собственные дети слушают о том, что я ночами ловил БиБиСи и в большинстве случаев совершенно безуспешно, они кивают, конечно, очень уважительно, но ведь по глазам вижу, что в глубине души до конца поверить в это не могут. Так вот, в том абсолютном информационном вакууме, редчайшие резервации хоть с малейшим намеком на свободную мысль и слово, типа «Нового мира», несомненно, делали великое дело. И когда Виталий пишет, что «без них не было бы нас», я согласен с ним абсолютно.
Но правомерно ли сравнивать с той ролью Твардовского нынешнее значение Муратова? Наверное, я имею право, заслуженное ежедневной работой последних нескольких лет, сказать, что я всё-таки даже не рядовой потребитель средств массовой информации. В том смысле, что более старательный, тщательный и подробный читатель, чем подавляющее большинство. Я начинаю день с поиска информации по максимально возможному количеству источников и пытаюсь все сутки быть в курсе происходящего. При этом из всех отечественных СМИ идеологически, политически, даже стилистически, да во всех, по сути, отношениях именно «Новая газета» является мне наиболее близкой. И, дополнительно, там еще и работает некоторое количество и знакомых, и даже моих друзей, к которым я отношусь с большой теплотой и уважением. Одновременно всё примерно то же присутствует среди подавляющего большинства людей, с которыми я общаюсь постоянно и с которыми веду разговоры не только про водку и селедку.
Исходя из всего перечисленного, казалось бы, что именно с чтения этого издания я должен был бы начинать свой день под утреннюю чашку кофе и первую сигарету. А беседы в нашем кругу просто обязаны начинаться фразой: «Ты читал сегодня в «Новой»?», как когда-то они начинались: «Уже видел последнюю Литературку?»
Так вот, ничего подобного этому не происходит. «Новую газету» я не то, что первой, но даже десятой не смотрю, а если вообще читаю, то совсем не каждый номер и далеко не полностью. Поводом для каких-то разговоров и обсуждений её публикации и вовсе становятся чрезвычайно редко, последний раз уже и не помню, когда это было. И причина тому простейшая.
Мы имеем сейчас мгновенный доступ к такому океану информации, от крупнейших мировых агентств до мельчайших региональных изданий и любых иных ресурсов, что нам становится важна не какая-то единая точка нахождения факта, а только величина, интенсивность и направление общих потоков. А так же наши собственные умения и навыки во всем этом ориентироваться. А что уж там мелькает в исходных данных, «Рейтер», «Нью-Йорк таймс», блог Маши Пупкиной или «Урюпинская правда», принципиально значения не имеет. Да и какой уж такой абсолютно эксклюзивной и невероятно оперативной информацией может поразить именно «Новая газета»? И не потому, что конкретно она слаба в названных отношениях, а потому, что изменились сами понятия оперативности и эксклюзивности в привязке к определенному имени издания.
Это очень наглядно можно показать даже на примере такого практически шуточного и самодеятельного СМИ со штатом из одного человека, каковым является данный, мой собственный Журнал. Каждый месяц в среднем 10-15 текстов из него попадают в «топ 3000» русскоязычного интернета. То есть, чаще всего, по сути, через день, и я мог бы говорить, что это чрезвычайно популярное издание. Но дело в то, что белее двух третей от этого количества составляют элементарные перепечатки со ссылками из совершенно других мест. Вот, скажем, помещаю я видеозапись интервью, которое дала Хаматова. Глядишь, там, в упомянутом «топе», потом за сутки несколько десятков тысяч просмотров и сотни ссылок уже в свою очередь на мой блог. Но ведь на самом деле, из всех этих людей собственно мой Журнал читали считанные единицы. А остальным просто поисковик выдал список по запросу на фамилию Чулпан, человек кликнул первую попавшуюся строчку и открылся этот сюжет, размещенный именно у меня. Но как и до этого, так и после, он не имел и не имеет ни малейшего представление о существовании моего Журнала как такового.
И то же самое относится к подавляющему большинству самых солидных изданий. Эксклюзивность и оперативность новости теряет самоценность из-за скорости распространения. От того, что ты кого-то опередил, ничего, кроме морального профессионального удовлетворения не прибавляется. Через несколько минут твоя удача, особенно, если она действительно удача, расходится по информационному полю и всё, прощай эфемерная эксклюзивность.
Так почему же при всём том изначально сказал, что именно «Новая» мне наиболее близка из всех прочих изданий? И для чего она мне вообще нужна, исходя из вышесказанного? А исключительно как некий нравственный и интеллектуальный камертон. От нее мне требуется не горячий факт, а мнение человека, которого я уважаю и которому, прежде всего, доверяю. Нет, конечно, совсем не для того, чтобы обязательно согласиться с этим мнением, такое, кстати, бывает и не особо часто. Но только, чтобы не терять ощущения критериев уровня внутреннего диалога. То есть, там мне есть с кем сверять свои ощущения и размышления.
Однако для того существует всего одно, но совершенно необходимое условие. Я должен быть абсолютно уверен, что человек, на чтение текстов которого я трачу свое время и силы, в процессе их написания не находится под влиянием каких-то неведомых мне внешних факторов. Иначе всё мгновенно становится неинтересно и бессмысленно. И как раз именно в «Новой газете» было таких людей максимальное, по моему мнению, количество, и Сергей Соколов, без всяких для меня сомнений входил в их число.
А теперь он публично заявляет, что «Больше не хочет говорить на эту тему и закрывает данную страницу из своего прошлого». Ау, Сергей Михайлович, как кто это вы сейчас сказали? Если как журналист, то это, простите, бред какой-то. А если как еще кто-то, например, на что постоянно все ваши коллеги намекают, как человек исключительных следовательских способностей, чье участие необходимо в определенных уголовных процессах, так какое это ко мне, как к читателю, имеет отношение? Может, Вам по-честному тогда и сменить профессию, пойти, скажем, в тот же Следственный комитет работать? Вообще-то, профессиональному и талантливому следователю там самое место. Мне так кажется.
А я, в свою очередь, уже, как оставшийся читателем и никем иным, не вижу для себя никакого смысла продолжать читать статьи Соколова или кого-то еще из журналистов под руководством Муратова. Откуда мне теперь знать, какая там задача ставилась при написании материала? До меня донести чье-то независимое и беспристрастное мнение, или, может, обеспечить безопасность очередного журналиста и еще какую проблему решить уже принципиально важную для всей газеты в целом?
В профессию журналиста не входит право самостоятельно решать, какую общественно значимую (не будем тут тратить время на уточнение и нюансировку определений, достаточно здравого смысла и общепринятых норм) информацию следует доносить до меня, а какую нет. «Граждане имеют право знать». Точка. Это исполнение обязанности, а не милость с барского плеча. Другое дело, что обязанность добровольная. Но ведь и в журналисты никто никого насильно не призывает. И там, где существует добровольная армия, никто не освобождает солдата от выполнения долга, раз уж он надел форму с погонами.
Да, конечно, у журналиста, как и у врача, должен существовать принцип «не навреди». Но относится он только к другим, невинным и случайно вовлеченным, а отнюдь не к себе. Нельзя, чтобы из твоего репортажа террористы узнали о готовящемся штурме. Нельзя разгласить скрываемую следствием фамилию свидетеля преступления, если ему может грозить опасность. Нельзя публиковать предельно не проверенную тобой порочащую кого-то информацию. Много чего еще нельзя. Но ничто из этого не относится к понятию «не навреди самому себе или своему издании».
Я довольно хорошо был знаком в свое время с одним микрохирургов мирового уровня, приятелем еще моих родителей. Операции, которые он делал, длились тогда по пятнадцать часов и более. И вот в какой-то момент у него самого начались неполадки сердцем. А предстояла какая-то очень серьезная операция вообще непрогнозируемой продолжительности, и его же знакомый кардиолог из той же клиники, который очень хорошо знал ситуацию, предупредил, мол, Ваня, ты рискуешь посередине сам свалиться с инфарктом. Хирург рискнул, операцию довел до конца, к счастью ничего плохого не произошло. Но буквально на следующий день он ушел с этой работы, перешел на преподавательскую. Всё, сказал он, у меня появился в операционной страх за самого себя, а должен быть только за больного, значит, как врач я закончился, меняю профессию.
Короче, по всем параметрам получается, что даже для меня, самого что ни на есть типичного представителя целевой аудитории «Новой газеты», пропал всяческий смысл в её существовании. И вот когда я это полностью ощутил и задался вопросом, а зачем же тогда Муратов это сделал, я получил исчерпывающий ответ от одного из самых авторитетных авторов названной газеты, Юлии Леонидовны Латыниной. Ответ, который, собственно, послужил поводом к написанию всего этого текста и с упоминания о котором я начал. Выглядит он так:
«И вот тут очень много бескомпромиссных блогеров стало ругать Муратова, что, мол, надо было идти до конца. Я могу честно сказать, что на мнение этих людей большинству людей в «Новой» на это мнение совершенно плевать, потому что мы совершенно счастливы, мы получили ровно то, чего хотели (гарантии безопасности Соколова)».
Что я тут могу сказать... Плевать, так плевать. Возможно, несколько излишне энергично, зато честно. Они-то получили, что хотели, а я тут как читатель и потребитель причем? Может, им тогда всем коллективом тогда переквалифицироваться? Преобразоваться, скажем, в охранное предприятие, частное сыскное бюро, службу информационного обеспечения Лебедева, да мало ли какие еще полезные организации и занятия существуют. Только вот именно газета такая кому и зачем может потребоваться, просто голову сломал, ума не приложу.
…Одна известная телекритикеса, видать, тоже долго думала, а потом сформулировала свое отношение к произошедшему. Вот так прямо и начала: «Я долго думала, и решила, что главных редакторов много, а настоящих друзей у меня мало. И поскольку Дима Муратов мой близкий друг, значит, он всё делает правильно!»
Ну, тоже подход. В таком случае желаю всего доброго друзьям и родственникам, а так же больших творческих успехов «Новой газете».