Довольно часто сажусь на электричку в подмосковном городке, где расположен один из самых элитных технических ВУЗов страны. И обычно на платформе и в вагоне много студентов. Ребята довольно стандартные, впрочем, понимаю, что тут я субъективен, но вот количество девушек изумительной красоты порой зашкаливает.

И стоит такая стайка нежнейших произведений искусства с ангельскими личиками, и от умиления и восхищения плакать хочется… Пока они не раскрывают рот. А когда раскрывают, то чаще всего слышится такой отборнейший мат, что любо-дорого, причем обязательно на такой громкости, чтобы заглушить шум пролетающих мимо поездов. При этом и жестикуляция соответствующая.

Тут, прежде всего, хочу предельно четко и точно обозначить предмет разговора. Я и сейчас не великий пурист в этом отношении, а уж в юности и вовсе, прямо скажем, матерился как извозчик. То есть, скорее, как бригадир портовых грузчиков, с должности которого, собственно, и начинал свою трудовую карьеру.

И много чего мне пришлось пережить, и просто много лет потребовалось для того, чтобы я понял, насколько русский мат является, хоть и абсолютно органичным для нашего человека, но слишком серьезным и эффективным инструментом. Не оружием, конечно, но где-то, порой, на грани, как, например, топор. И пользоваться им нужно, прежде всего, умело, кроме того, по назначению и с соблюдением всех правил техники безопасности. Скажем, топором тоже можно и гвозди забивать, и орехи колоть. Но всё же, при малейшей возможности для этого следует применять молоток и специальные щипцы.

И в моей юности немало было таких самых изящных и утонченных девушек, которые при случае могли завернуть многоэтажным по самому высокому классу. Но тут всегда были несколько принципиальных нюансов. Только в своей компании, только с равными по всем параметрам, особенно по возрасту, и ни в коем случае не в общественном месте во весь голос.

Впрочем, последнее всегда относилось отнюдь не только к мату. Умение и вести себя и разговаривать, даже в большой и веселой компании, на публике, в наше время безошибочно отличало даже не приблатненную, а такую, пусть и слегка ещё, но всё-таки люмпенизированную молодежь из предместий от людей, которым возможно, и далеко ещё было до интеллигентности, но которые, по крайней мере, когда-нибудь собирались до неё дорасти.

И тут дело даже не столько в правилах приличия, сколько в уважении к чужому приватному пространству, в которое и в голову не приходило вторгаться со своими правилами. Мы старались сделать так, чтобы окружающие получили от нашего присутствия минимум неудобств и, следовательно, обращали на нас минимум же внимания, а перед условно «люберецкими» всегда стояла принципиально противоположная задача.

Нет, я отнюдь не хочу сказать, что произошла большая люмпенизация. Вообще, каждый вменяемый человек прекрасно знает, что все эти вечные разговоры, типа, вот в наше время молодежь была, не чета нынешним, неизбежно носят оттенок старческого слабоумия, я же стараюсь ещё по мере сил держаться. Но вот то, что произошло некоторое стирание и размывание границ того, что определялось, если не как интеллигентный, то, по крайней мере, как элементарно воспитанный человек, относящийся к определенному культурному слою, это для меня несомненно. И стирание таковое произошло, с моей точки зрения, не в самую благоприятную сторону.

Не предместья подтянулись к центру, а центр начал потихоньку расползаться и перенимать манеры предместий.