-Вась, ну, Вась, Васенька, миленький, научи, пожалуйста!..
Василий поначалу даже не отнекивался, а только отмахивался, слова было жалко тратить на пустозвона. Но потом сжалился, и то правда, ну как нынче выпускнику без связей, денег и даже малейшей зацепки в стольном городе, ведь упекут куда ни попадя, в самую что ни на есть нищую глушь, приходик дадут, с которого и не прокормишься, у парня же вон планы на девку, что в весьма плодовитые попадьи метит, детишек надо будет кормить-поить да обувать-одевать... А у Василия хоть репутация и сложная, но нынче он все-таки в некотором авторитете, вдруг, и вправду, хоть молва об ученичестве у него поможет чем юноше…
Короче, я и говорю, сжалился Василий над попиком. Поди, велел, образ Божьей матери, тот, что на Варваринских воротах висит, расколи как-нибудь или хоть просто сбей, уж чего получится…
Попик так и сел в ужасе:
- Васенька, помилуй тя Господи, как такое можно, она ведь чудотворная! Да и что со мной за то сделают?!
Василий посмотрел на попика впервые с удивлением и даже некоторым интересом:
- Ну, уж не расцелуют, это точно… Конечно, чудотворная, а что б я тогда тебя посылал-то, кой смысл по обычной бить, ясно же.
Попик мелко закрестился, в ужасе вскочил и убежал, беззвучно шевеля губами.
Василий вышел на площадь ближе к полудню, когда там обычно народу поболее и торговля окрестная в самом разгаре. Он знал, что камень у него будет один и бросок один. Второй попытки не дадут, народ у Варваринских резвый и на расправу скорый. Но булыжник нашелся сразу и в ладонь лег, как для неё сделанный. Василий метнул снизу, практически без замаха. Он знал, что исхитряться не надо, верил, сила обязательно придет в нужный момент, и она пришла, и камень полетел безупречно точно, и расколол икону надвое, и разбитая, она слетела на землю и легла неподалеку.
Васю начали бить сразу, смертельным боем, споро, ловко и умело, он не ошибся в скорости и мощи реакции братьев во Христе, знал им цену. Но знал цену и себе, потому успел прохрипеть сквозь окровавленные сопли, привычно и умело защищая треснувшие, но еще почти целые губы:
- Олухи, поскребите Деву, ковырните её сверху, смотрите сами, не берите грех…
Мясник первым признал как будто знакомого, махнул забытым по запарке в руке ножом, ещё не отертым от свинячьей крови, закрыл спиной избитого, оборотясь к толпе:
-Погодь, мужики, кажись, Василий это, уважить бы надо, проверить…
И тут же шагнул к образу, и тем же ножом поддел с середины, прямо от трещины, верхний красочный слой. Тот неожиданно легко отошел на расколотой доске и из-под лика Божьей Матери вылезла харя Нечистого во всей своей дьявольской красе.
Подняли на руки, понесли медленно и бережно, кто-то уже побежал за теплой водой и чистым тряпьем, шептали в толпе благоговейно и восхищенно:
- Каков человек, наскрозь видит очами духовными, наш Василий, воистину наш…
Попик, тайно пришедший загодя и всё наблюдавший, в гущу не лез, болтался поодаль, ногти грыз и не то, чтобы плакал, но злые слезы стояли у него в глазах. Какая же он сволочь, этот Вася, не мог толком объяснить, юродствовал только да похабничал! Теперь вся слава ему и придется, видать, вправду ехать служить в безнадежную глушь. А ведь удача была так близка, стоило только самому бросить камень, делов-то…