Только сразу прошу учесть, что это не попытка исторического очерка или, уж тем более, исследования. А именно «Моя Тэтчер», как, если кто помнит, писали когда-то сочинения, типа «Мой Пушкин» или «Моя Москва». Потому принципиально не освежаю в памяти какие-то источники, не поднимаю документы, но лишь хочу рассказать, как воспринимал происходившее тогда почти тридцатилетний советский человек, и как восприятие это ничуть не изменилось у него по прошествии ещё тридцати с лишним лет. А к реальным событиям и к личности скончавшейся баронессы сказанное далее может иметь достаточно опосредованное отношение.
И пока всего один эпизод. Если совсем объективно, видимо, не самый значительный и такой уж судьбоносный, как многие иные. Но сейчас о нем.
Аргентинским военным, балансирующим в тот момент на острие власти со все большими усилиями, эти острова нужны были точно так же, как и Англии. То есть, ну, совсем не нужны. Но им позарез нужна была какая-нибудь душеподьемная победоносная история. И ничего лучше захвата или, в их риторике, «освобождения и возвращения» Мальвин придумать было нельзя. Авантюра казалась практически беспроигрышной.
Вообще в подобных случаях всё прогрессивное человечество обычно, по сути, автоматически и особо не задумываясь, начинало бодрую песню про агрессивных империалистов, что маленьких обижают, вот она ихняя хваленая демократия, ну, и весь такого рода «Интернационал». Но тут даже в советских передовицах я что-то не помню, чтобы особо именовали эти самые Фолкленды – Мальвины «островами свободы» и кричали о «руке помощи братскому аргентинскому народу». То есть, конечно, называли происходящее «британской агрессией», но как-то чрезвычайно вяло, настоящего драйва не чувствовалось и даже при голосовании в ООН воздержались.
Тому есть множество причин, у меня нет цели заниматься подробным анализом, но, прежде всего этот несчастный клочок суши изначально был каким-то на редкость убогим и затерянным. Сами конфликтующие стороны вспоминали до того об островах последний раз лет полтораста назад, а уж в остальном мире об их существовании подозревали только самые упертые любители кроссвордов с географическим уклоном. А во второй половине двадцатого века говорить о чьих-либо «исконных правах» на, по историческим меркам, совсем недавно и то очень относительно заселенные, затерянные в океане осколки было просто смешно.
К тому же, правила тогда в Аргентине крайне никому не симпатичная военная хунта, однако даже не под какими-то лицемерными левыми или социалистическими лозунгами, а вполне себе откровенные, такие, типа, американские «сукины сыны», но «свои сукины сыны».
Короче, классический вариант, когда «никто не хотел воевать». Ну, высадили по каким-то своим, чисто внутренним причинам аргентинцы десант, подняли над Порт-Стэнли флаг и, похоже, сами не знали, что дальше делать. В смысле, и делать было дальше нечего, какой-то совсем тупой и бессмысленный поступок.
С другой стороны, базарить по этому поводу всерьез лень было не только нам. Всевозможные «они» были ничуть не активнее. И даже лично Рейган, при всем своем уважении к Тэтчер и самом теплом отношении к Англии, совершенно был не готов впрягаться за неё по данному конкретному поводу. Мечтал только о том, чтобы его на эту тему оставили в покое, и как-то там оно само тихонько рассосалось по-мирному.
Позднее наиболее близкий мне мыслитель прошлого столетия Борхес назвал ситуацию «конфликтом двух лысых из-за расчески». Блестяще, как и всё, им сказанное. Но, пожалуй, единственное, с чем я никак не могу согласиться. Однако тогда именно такое отношение в мире было превалирующим. Нелепо даже думать о войне по столь чепуховому поводу. Широко популярной оказалась также фраза о «какой-то тысяче овцеводов», ну, никак не влияющих на судьбы человечества.
И, наконец, последнее. Великий Британский флот находился в очень убогом состоянии, Фолкленды на другом конце планеты, и это совершенно не та ситуация, когда гигантской военной державе ничего не стоит прихлопнуть какого-то там взбунтовавшегося комара одним щелчком. Очень дорого в крайне сложной экономической ситуации, предельно рискованно и совершенно никому не понятно, зачем в принципе нужно.
Мысли никакой о престиже, что короны, что самой Тэтчер не было. Этот художественный свист только потом уже появился. А тогда всеобщее настроение казалось удивительно единодушным. Все считали, что Англия с Аргентиной должна спокойно договориться и, по максимуму не теряя лица, острова отдать. И не получилось бы тут малейшего ущерба репутации, а, наоборот, только аплодисменты за победу «здравого смысла» и проявление «доброй воли».
Все считали. Даже в самой Англии почти все. Кроме одного человека. Маргарет Тэтчер. А у неё не было ни малейшего сомнения, как следует поступить. По той самой причине, которую называли столь смешной и нелепой. Эта вот «тысяча овцеводов». На самом деле, собственно овцеводов, видимо, даже сильно меньше. На всех островах меньше пары тысяч человек со стариками, детьми и характерным для подобных мест большим количеством бездельников, которым и овцеводством заниматься лень. Но это были потомки английских переселенцев, говорившие по-английски и совсем не мечтавшие превратиться в аргентинцев. И Тэтчер сказала единственную фразу: «Британия обязана защитить каждого из этих своих подданных так, как и любого другого». Защитить каждого. И точка.
Когда через тридцать лет после тех событий, согласно закону, были рассекречены все относящиеся к ним документы, то в британской прессе попытались раскрутить «сенсацию». Что, мол, оказывается, позиция Тэтчер тогда не являлась столь уж однозначной, и она на самом деле была готова отдать острова Аргентине. А свидетельствует о таковой готовности следующий факт. Оказывается, в какой-то частной беседе Маргарет сказала, что не возражала бы, если бы с этим согласилось население Фольклендов. А знаете, сколько на последнем недавнем референдуме у них проголосовало за отказ от британского подданства? Три. Еще раз – три человека.
Правда, она несколько дней раздумывала. Но не о том, что делать. Просто хуже, чем не защитить, могло быть единственное – попытаться и не справиться. А ситуация действительно была сложной. И Тэтчер прикидывала, как сделать. После чего позвала одного из генералов и спросила: «Ладно, а теперь рассказывайте, как воюют и что это вообще такое?»
Она собрала всё, что смогла. От атомных подводных лодок и вполне ещё приличных эскадренных миноносцев до списанных и лишь по случайности не проданных двух старых авианосцев, наспех приспособленных для перевозки войск круизных лайнеров и контейнеровозов, за несколько дней переделанных под вертолетные площадки. И дряхлая корыстная империя, при полном недоумении всего такого гуманного и просвещенного мира, разве что пальцем не крутившего у виска, скрепя проржавевшими шпангоутами, по приказу дочки бакалейщика двинулась на другой край света защищать своих овцеводов.
И потом Маргарет лично написала 258 похоронок семьям каждого погибшего солдата на этой войне. Не подписалась, а написала сама. Семье каждого.
Но закончить я хочу словами совсем другого человека. Других кровей, другой биографии и взглядов, ну, вовсе не похожего на Тэтчер. Все прекрасно знают, что прусский и шведский генерал, норвежский, шведский, британский и германский адмирал, двоюродный брат нашего последнего императора, правивший Данией под именем короля Кристиана Х, никогда не надевал желтой звезды во время гитлеровской оккупации в знак солидарности со своими подданными-евреями. Просто потому, что немцы в Дании так и не отдали подобного приказа. Это легенда. Довольно распространенная, но всего лишь легенда. Однако не совсем уж беспочвенная.
В 1942 году король пришел в копенгагенскую синагогу и сказал: «Если евреев Дании заставят носить символ, что отличает их от других моих подданных, то я и моя семья тоже будем носить этот символ».
А вот это уже не легенда.