По-настоящему впервые запах свободы в самом буквальном смысле я ощутил собственными ноздрями году в восемьдесят седьмом. Припарковал машину недалеко от входа в журнальный корпус издательства «Правда», где находилась «Крестьянка», в которой я тогда служил. И собрался уже направиться к величественным дверям, но вдруг почувствовал, как с противоположной стороны, через крохотный тоннель от Савеловского вокзала потянуло тем, от чего у меня всегда мгновенно начинала слегка кружиться голова, и желудочный сок вместе со слюной выделялся в количествах, явно вредных если не для всего здоровья целиком, то уж для психической его составляющей, несомненно.
Я как сомнамбула пошел по следу и через несколько десятков метров оказался у выхода из метро, рядом с которым пожилой восточный человек на самом примитивном, маленьком, типа туристического, мангале готовил шашлыки. Так я впервые столкнулся с настоящим частным кооперативным общепитом. И пропал надолго. Ну, есть вот такое свойство организма. Ни каким образом не могу устоять даже не перед видом, а именно перед запахом жарящегося на свежем воздухе мяса.
Стоил крохотный шампурчик на три убогих кусочка целый рубль. Даже на легкий ланч требовалось минимум пара порций. Подавалось это на не слишком аккуратно нарезанных кусочках картона, о происхождении которого лучше было не задумываться, как, впрочем, и о происхождении самого мяса. Рядом шмякалась столовая ложка томатной пасты, кетчупа ещё не существовало даже в перспективе, и клался кусочек черного хлеба. А еще, но это, по-моему, совсем не, или, по крайней мере, полу легально (относительно легальности в тот момент вообще – отдельный разговор, на самом деле действующий тогда закон и на шашлык, если строго, никакого разрешения пока не давал) за тот же рубль можно было получить бутылку «Жигулевского», пока совсем не ощущая, сколь оно отвратительное. То есть, не сильно гуляя, получалось уложиться в трешку.
Если учитывать, что в нашей служебной «правдинской» столовой плотный и довольно вкусный по тем временам обед обходился максимум в тот самый рубль, то удовольствие явно не дешевое. Но при этом и наслаждение ни с чем не сравнимое. До того само понятие шашлыка ассоциировалось исключительно с какими-то праздничными посиделками на дачах у редчайших богатых знакомых, а что бы вот так, прямо на московской улице, там, где ещё вчера даже бабушек с семечками гоняли усталые привокзальные милиционеры, и вдруг в открытую, ничего не боясь…
Короче, по первости, несмотря на ранее и по моему обычному настроению совершенно не пригодное для подобного время, я умял порций пять, выпил пару пива и, слегка покачиваясь от сытой истомы, направился на работу. Ещё на подходе обратил внимание, что какое-то странное на стоянке и в округе количество черных "Волг" с мигалками. А на проходной обнаружил, что в здание и вовсе не пускают. В смысле, не то, что меня, такого красивого и явно благоухающего всем употребленным, а совсем никого. Рядом со стандартным вахтером переминались с ноги на ногу несколько амбалов в черных костюмах и вежливо так всем говорили, что проводится спецмероприятие и следует подождать, скорее всего, не слишком долго, но неизвестно сколько точно.
От скопившихся в холле знакомых я быстро выяснил, что нас изволил посетить сам Егор Кузьмич Лигачев, потому ситуация не очень понятная. Позвонил наверх Купреяновой, моей старой подруге ещё по "Комсомольцу", а тогда заместительнице Главного в "Крестьянке", сказал, что искренне хотел сегодня поприсутствовать на рабочем месте, как она и просила, но вот… Анастасия была в курсе и сразу же ответила, чтобы не морочил никому голову и ехал домой. Что я, выразив предельно неискреннее сожаление, и сделал.
А уже через несколько месяцев сижу у себя в кабинете в том же здании и, что удивительно, опять только после шашлыков с пивом, тут заходит шефиня - Семенова Галина Владимировна (кстати, позднее - последний член Политбюро ЦК КПСС и единственная за всю его историю женщина на этом посту). Она так никогда не делала, обычно вызывала по телефону, даже чаще через секретаря, а вот явилась лично. Плотно прикрыла за собой дверку и говорит, мол, у меня сейчас в кабинете сидит член Политбюро Александр Николаевич Яковлев, желает с тобой пообщаться, так ты там поаккуратнее, что ли… Я не сразу врубился, какой, отвечаю, член, как-то никаких особых мер безопасности лигачевского уровня не видел, припустил чего? Семенова только отмахнулась, типа, ты лишних вопросов не задавай, это другой человек, да и времена, похоже, наступают другие, просто пойдем, я тебя представлю, раз уж такой каприз у начальства.
Должен с гордостью заявить, что Галину я не подвел. Всё по протоколу, руки первым для пожатия не тянул, дождался, пока пригласят сесть, на стуле держался прямо и без малейшего намека на вольность позы, улыбался ровно столько, сколько прилично в подобных ситуациях и предельно вежливо, лишний раз рта не раскрывал, исключительно отвечал на вопросы, короче – никакого хулиганства, так что зря редактриса опасалась. Хотя и сам разговор был и довольно недолгий, и в высшей мере абстрактный, никакого повода и к малейшей конфликтности не дающий.
Александр Николаевич сказал, что читал несколько моих последних статей и очерков, особенно обратил внимание на тот, где про трактора и другой, о хозрасчетных бригадах. Единственное, что меня несколько удивило, я, правда, с партийными начальниками до того выше третьего секретаря обкома не общался, но и они всегда говорили «мы», в смысле «мы решили», «мы ознакомились», «у нас сложилось мнение», а тут человек сразу определился – «я прочел». Но в остальном ничего особо неожиданного, вполне, как тогда говорили, в русле линии партии, при их уровне интеллекта кто-то действительно считал, будто у линии есть русло.
Ещё Яковлев спросил, правильно ли он понял мои мысли относительно полезности и даже в какой-то степени необходимости введения элементов рыночных отношений, хотя бы в виде усиления внутриотраслевой конкуренции, в социалистический способ производства. Я ответил, что, конечно же, правильно, однако счел необходимым подчеркнуть, насколько и мысли не имею покушаться на фундамент марксистско-ленинской политэкономии вообще и незыблемые основания плановой экономики в частности. Ни боже мой, поспешил успокоить меня член Политбюро, и мысли не было в этом усомниться, и то, что Вы там про Катерпиллер излагали, я тоже понял в самом что ни на есть идейно верном духе без малейших оппортунистических намеков…
Вот так, примерно и поговорили. Судя по расслабленному выражению лица Галины, я действительно не оправдал её опасений, на которые, если уж совсем честно, определенные основания у неё имелись. Впрочем, ещё раз повторю, закончилось всё довольно быстро и, не знаю уж как там на самом деле Яковлев, а я отправился далее по своим делам с чувством если и не полного и глубокого, то так, волне себе терпимого удовлетворения.
Единственное, что несколько озадачивало, это помните, как в том старом пошлом анекдоте: «Зачем приходил-то, может, сказать чего хотел?» И вправду, личную беседу чуть ни второго-третьего человека государства с журналистом моего уровня никак нельзя было считать фактом рядовым и обыденным. Но, во-первых, тогда и в самом деле ситуация складывалась не очень понятно, каждый день происходило что-то, ещё вчера немыслимое. А во-вторых, что лично для меня было самым главным, собственные шкурные проблемы, и всегда, к стыду своему сознаюсь, занимавшие первые места среди субъективных приоритетов, к тому времени настолько стали превалировать, что я всю эту историю довольно быстро и вовсе выбросил из головы. Ну, пришел человеку в голову каприз, и ладно, от меня не убыло, чего там на чепухе зацикливаться…
Однако, вскоре выяснилось, что выбросить я поторопился. Буквально через пару месяцев у меня в квартире раздался телефонный звонок. Некто попросил прощения, что беспокоит по домашнему, но меня сложно застать на работе (не соврал) и в редакции дали этот номер, сказали, Васильев обычно не против. А когда я подтвердил на счет «не против», звонивший представился как помощник товарища Яковлева и поинтересовался, не соглашусь ли я в такое-то время заехать ненадолго в такой-то кабинет на Старой площади для разговора.
Но должен заметить, при всей безукоризненной вежливости, помощник уточнить тему предстоящей беседы категорически отказался, смягчив это, впрочем, уверениями, что ничего и никаким образом для меня неприятного или сильно обременительного не предполагается. Совершенно нейтральный рабочий момент, полностью согласованный с мои руководством и без малейшего посягательства на личное время. Вообще-то после этого и выбора особого не было, поскольку я пока из «Крестьянки» увольняться не собирался, меня там в тот момент всё более чем устраивало, пришлось сказать, что да, конечно, заказывайте пропуск, подскачу.
Подскочил. Один из немногих случаев, когда я и вправду не помню, как звали того помощника, не то, что никогда после того с ним не встречался, а даже ни разу более о нем не слышал. Потому, хоть как-то имитируя правила приличия, буду именовать его просто этим словом, но в уважительном написании. Так вот, Помощник сразу предупредил, что говорит со мной исключительно по прямому и непосредственному указанию товарища Яковлева, но разговор этот настолько неофициальный и конфиденциальный, что сам Александр Николаевич как бы формально абсолютно не в курсе. По крайней мере, до определенного этапа и если вообще до этого этапа дойдет. А общая суть вопроса такова.
Рано или поздно переход к рыночной экономике неизбежен. А это предполагает, среди прочих бесчисленных проблем и сложностей, признание и практическое воплощение частной собственности на средства производства. Что пока даже чисто теоретически не представимо за полным семидесятилетним отсутствием этих самых собственников как таковых. А вот собственность при этом, какая-никакая, но имеется. И каким образом её делить, если иметь в виду, что речь пойдет не об управлении, а хотя бы даже только о владении, совсем уже не понятно. Но совершенно ясно, по крайней мере, одно - пускать этот процесс на самотек категорически невозможно. Так что, пока суд да дело, принято некое промежуточное решение. Для начала следует очертить определенный круг лиц, правильно понимающих суть проблемы и имеющих определенный опыт чего-то хоть отдаленно подобного. Понятно, что настоящих специалистов нет и пока взяться им неоткуда, но, за неимением гербовой, пишут на простой. Потому сейчас, исключительно предварительно, гипотетически и ориентировочно, но по указанию самого высокого руководства и при содействии специалистов наиболее компетентных органов составляется примерный Список…
Как только я услышал про компетентные органы и интонацию, с которой произнесено «Список», именно вот так, с прописной, мне слегка поплохело. Звериное чутье, которым не то, что гордиться, но и тайно пользоваться стыдно, однако не раз по жизни выручавшее, безошибочно подсказало, что каждое услышанное далее слово может оказаться для меня крайне опасным.
Немедленно встал и произнес как можно более вежливо и нейтрально:
- Боюсь, вышло просто какое-то недоразумение. Уверен, что при следующей встрече с Александром Николаевичем оно легко развеется. Мне можно идти?
Смышленый Помощник мгновенно всё понял, тут же утратил ко мне всяческий интерес, но не менее вежливо и нейтрально сказал:
- Да, да, конечно, но Вы всё-таки подумайте…
Подписал пропуск на выход, и мы расстались.
Шел я тогда к машине, которую оставил довольно далеко, на Хмельницкого, и меня почему-то слегка, но вполне отчетливо познабливало. Боялся, что к вечеру разболеюсь. Но нет, пронесло. По крайней мере, тогда так казалось.
(Продолжение следует)