(Продолжение. Смотри начало)



Как будто и планета давно уже не такая большая, как когда-то казалось, и мотаешься постоянно по разным её краям, а потом вдруг оглянешься - батюшки! Да ведь, по сути, нигде и не был. Эдак у меня ещё с Союза. Вроде бы всю страну изъездил вдоль и поперек, в такие черные дыры забирался, что сейчас и вспомнить страшно. Часто вовсе против собственного желания. А хотел в Бухару и Самарканд. Но постоянно оставлял на десерт, типа, вот выберу как-нибудь удобное свободное время и под соответствующее настроение специально съезжу, получу особое удовольствие…

А потом это стала заграница, города иностранного, не самого спокойного и комфортного государства, и теперь даже не знаю, попаду ли когда. Хотя хочется до сих пор.

Так и с Европой. Вроде бы всю чуть ни пешком исходил. И тут в середине нулевых обнаруживаю, что в Германии не был. Ну, то есть вообще, только проездом или пролетом, а так ни в одном городе и на улицу не выходил. Решил немедленно исправить положение. У остальных членов семьи «шенгенки» оказались действующими, мне немцы дали визу на удивление моментально. Как раз в Берлин пустили люксовские вагоны, ну, те, что по четыре двухместных купе и в каждом номере свой санузел с душем. Решил заодно опробовать новинку. Загрузил жену, пару младших детей и покатили.

И вправду довольно удобный способ передвижения, особенно для тех, кто может не экономить время, и даже не слишком дорогой. Но это отдельно как-нибудь при случае, а то я уже начинаю спешить, чувствуя, что рассказ мой становится слишком пространным, боюсь, у многих просто не хватит терпения дочитать его до конца

Гостиницу заранее я выбирал вот с каким расчетом. И много читал, и от знакомых слышал самые добрые слова о редком для столичного европейского города парке, да и вовсе уникально расположенном практически в центре – Тиргартене. И планировалось утром встать, выпить в отеле чашку кофе, потом пройтись через весь парк и, уже хорошо нагуляв аппетит, позавтракать в каком-нибудь приличном месте. Исходя из такой задумки мы разместились в «Эсельсиоре», недалеко от площади Эрнста Ройтера, между прочим, очень интересного человека, первого обер-бургомистра Западного Берлина, своей биографией любопытным образом тесного связанного с Россией, но и об этом мы сейчас не станем, почитаете при желании сами.

А утром, с затаенной гордостью, чувствуя себя уже немного немцами, поскольку действовали строго по заранее разработанному плану, действительно ограничились исключительно кофе и отправились в парк. На самом деле, это местами даже почти лес. Правда, изумительное место, жаль и в его описании я вынужден себя ограничить. Получили большое удовольствие и через час с лишним вышли к Бранденбургским воротом. Там на площади, я уже с полнейшим основанием стал оглядываться в поисках соответствующего уровню момента заведения и сразу понял, что судьба предусмотрительно распорядилась за меня, подготовив всё по самому высшему разряду. Перед нами располагалось уличное кафе отеля «Адлон Кемпински» и, казалось, топтавшийся в дверях метрдотель выискивал гостеприимным взглядом именно нас из толпы собиравшихся для похода вдоль Унтер-ден-Линден туристов.

Я не взглянул в меню, заказ был столь же предопределен, как и всё остальное. Устрицы, семга, черная икра и бутылочку не слишком холодного «Кристалла», пли-и-и-з…, ну, то есть, би-и-и-тте, конечно. Но тут произошло то, что до сих пор остается для меня величайшей загадкой бытия.

У моих жены и дочки имеется огромное количество недостатков, и это я ещё крайне мягко выразился. Однако в чем их никогда нельзя было не то, что упрекнуть, а даже заподозрить, так это в пристрастии к покупке шмоток, называемой ныне идиотским словом «шопинг». Ну, то есть, совсем и абсолютно. А тут вдруг обе в один голос затянули, мол, ничего себе ты решил позавтракать, это ж сколько юбочек и кофточек можно было купить на такие деньги… Я посмотрел на них в изумленном ужасе, женщины слегка смущенно потупились, впрочем, через несколько мгновений шампанское уже пенилось в бокалах «Валеро и Бош» и все иные эмоции, кроме дистиллированного наслаждения, отошли для меня на второй план. Ах, какое это было утро! Свежо и остро пахли морем на блюде устрицы во льду…

И так мне было хорошо, и так хотелось, чтобы окружающим было столь же хорошо и даже ещё лучше… В общем, я заказал себе глоток «Хеннесси» с «Ромео и Джульеттой», отдал жене «Мастеркард» и сказал, что ещё посижу, а она с дочкой может проваливать за своими юбочками-кофточками без лимита времени и денег, созвонимся или встретимся в номере.

Дамы поспешили исчезнуть, официант подошел подготовить столик к коньяку с сигарой. Только взял в руки креманку с остатками икры, как из-за моего плеча протянулась уже старческая, но еще сильная и уверенная в своих действиях рука, взяла из корзинки кусок тоста и одним безупречно точным движением собрала им все до единой икринки из посуды в руках остолбеневшего кельнера. Я тихонько заржал, на что сверху прозвучало ожидаемое: «А нехрена!»

Я и тогда ему не стал врать, и сейчас не буду, что Вольфганг не изменился, всё-таки около тридцати лет прошло с нашей последней встречи, но совсем честно могу отметить, что изменения были минимальные из возможных за такой срок. Сказал, что случайно проходил мимо, сразу узнал меня и не смог удержаться от своего фирменного номера. Ну, случайно, так случайно, не смог, так не смог, я особо не вникал, привык за жизнь и к большим случайностям, чепуха всё это, не в них суть. Я изменил заказ, и, хоть даже раннеобеденного времени пока не наступило, мы взяли бутылку водки, но всю последующую гастрономическую часть опущу, понятно, что в результате накушались более чем прилично, однако связности нашей беседы это, как и в молодости, не сильно помешало.

А вот по поводу содержания беседы не буду столь категоричен. Что-то больше запомнилось, что-то меньше, что-то и вовсе вылетело из головы раньше или позже. Да и не было там особого содержания, так, встретились два относительно близких когда-то приятеля, которые не виделись столько времени и, главное, такого времени, о чем они, собственно, могут трепаться?

Понятно, разные «а помнишь», да про когдатошних общих знакомых, я рассказал, что давно развелся с Людмилой, он, оказывается, знал об этом по сохранившимся у них немецким связям, сам барон, выяснилось, так и не женился, чего-то там сорвалось или просто времени не нашел. Мотался ещё довольно долго по всему миру, «сухари сушил», потом и вовсе то ли сменил профессию, то ли пошел по ней куда-то вбок и вверх. Последние годы имел отношение к некому ведомству, он произнес на своем гавкающем наречии его длиннющее официальное название, из которого я не много понял, похоже, связанному с международными промышленными контактами, ну, типа того. Замок совсем рушится, мечтает спихнуть его на какую-то программу местного земельного минкульта, но эти суки отбрехиваются и отнекиваются…

Забыл отметить, что говорил барон по-русски с чудовищным акцентом и зачастую грубыми грамматическими ошибками, но довольно свободно, во всяком случае, неизмеримо лучше, чем даже самые последние месяцы на КамАЗе. Впрочем, где он так сумел и успел наблатыкаться, я тоже уточнять не стал.

В какой-то момент разговор перешел на нынешние российские реалии. Оказалось, Вольфганг в курсе многого, довольно поверхностно, но вообще-то не без интереса относится к происходящему на одном из своих бывших мест работы. Спросил, что думаю про ситуацию с Ходорковским. Я ответил стандартным: «Будет сидеть, пока Путин в Кремле, для этого уже активно готовится второе дело…». Барон вежливо-сочувственно покивал, да, заметил, у нас тоже многие так считают, и что, по-твоему, даже чисто теоретически ничего нельзя сделать, в Германии, например, много ему искренне симпатизирующих даже в самых верхах, неужели совсем никак и никто?

Я, помню, тогда не очень тактично рассмеялся. Ох, уж эти мне самодовольные европейцы и немцы особенно. Не понимают, что их «верхи», да и вообще большинство у них и для них значительного, в России - полная ерунда и дерьмо собачье. Прямо так и сказал, чем в свою очередь повеселил Вольфганга, он, оказывается, несмотря на кажущуюся языковую свободу, такого выражения раньше не слышал, и оно ему очень понравилось. Так вот, говорю, дерьмо собачье все эти ваши «самые верхи», «симпатизирование», и прочая лирика. Конечно, если бы можно было Путину чем реальным хвоста прищемить (а это выражение барон даже для памяти записал на салфетке), тогда другое дело. Но таковое в вашем цивилизованном арсенале давно отсутствует полностью. Да и не уверен, вовсе существует ли в природе. Конечно, с другой стороны, ничто в жизни нельзя считать предопределенным до абсолютной безнадежности, но в любом случае тут нужны не ваши мозги, нервы, деньги, возможности и усилия.

Да, ещё запомнилась почему-то совсем уж мелочь. Вольфганг вдруг неожиданно и, показалось, вовсе невпопад спросил, а ты не пишешь в «LiveJournal»? Я тогда даже и не слышал о такой штуке, потому глупо поинтересовался, что это и зачем. Барон как-то смутно и не слишком внятно пробурчал, мол, зря, очень иногда удобным и полезным может оказаться любое написанное там слово… Впрочем тут же вернулся к прерванной теме. А запала его фраза потому, что через несколько лет после той нашей встречи и совершенно от неё независимо, я действительно стал регулярно вести блог в «Живом Журнале», чем с тупым автоматизмом по совершенно непонятной причине продолжаю заниматься и до сих пор.

Но это всё так, походя и между делом, главное, мы пили водку, как тогда, когда у нас ничего не болело и даже мысли в голову не приходило, что болеть может в принципе, и ощущение бессмертия не окончательно ещё покинуло наши души. А сейчас я получал огромное удовольствие от встречи и видел, что оно взаимное, остальное – излишняя накипь бытия, не стоящая серьезного внимания.

И расстались очень хорошо, без лишней сентиментальности, однако очень естественно получилось, что слегка приобнялись, жест совершенно для обоих в обычных ситуациях не характерный, обменялись всеми координатами и на сей раз вовсе не было ощущения, что никогда больше не встретимся, несмотря на возраст, дающий на то более чем серьезные основания. Барон завтра уезжал куда-то по делам, мы тоже на днях перебирались в Мюнхен, смотреть истинную Германию, потому как, при всем уважении к Берлину, она все же там, расплескана по столам мрачных баварских пивных. Однако «будете в наших местах – заходите» не звучало как когда-то формально-фантастически, а потому не было и тени грусти. Или была. Но другая.

…С тех пор прошло уже лет восемь. Мы и всей семьей, и вдвоем с женой где только ещё ни побывали и чем только там ни занимались. Но до сих пор, когда я иногда и её и дочку спрашиваю, какое самое яркое впечатление у них осталось от всей Европы за последнее десятилетие, они единодушно вспоминают тот завтрак на веранде у Бранденбургских ворот. И никак не могут вспомнить, купили ли вообще после этого хоть какие-то чертовы кофточки-юбочки.



(Продолжение следует)