Прошли вчера на программу «Центральное телевидение» трое парней, бывших до того на Манежной площади. Сковали, что не понимают, почему Россия не может быть для русских. Ну, не понимают, и ладно. Но все трое в скрывающих лицо марлевых повязках. Смотрится довольно смешно, хотя понимаю, что в данной ситуации смех не без истерической нотки. Вид свой объяснили с обескураживающей наивной прямотой. Мы, мол, служим в приличных местах и опасаемся, что начальство станет ругаться. Такие вот «Россия, вперед!». Прямо в этих самых масках, и вперед.
Я никогда не был особо физически бесстрашным человеком. То есть, патологическим трусом, видимо тоже, но так, мягко скажем, моя смелость всегда ограничивалась весьма значительной долей рассудительности. И я в своей жизни не очень часто выходил на площадь. Но если выходил, то последним, что мне могло прийти в голову, это надеть маску. Потому, что как раз главным для меня и было — показать свое лицо. А, в противном случае, зачем тогда вообще выходить? Нашкодить изподтишка и смыться? Странные какие-то ребята.
Есть на самом деле что-то безумно трогательное в этом маленьком, глубоко нсчастном, беззащитном человеке, который судоржно пытаеся уцепиться за первое попавшееся, кажущееся ему надежным и незыблемым в таком враждебном и не надежном мире. За сильного лидера, за друзей-единомышленникоы, за собственный разрез глаз, цвет кожи и форму носа. А потом этот маленький человек идет убивать, и от безумно трогательного в нем остается одно безумное. Но не уходит тоска по единению хоть с кем-то. «Ведь мы же с вами белые люди», - сказал шерифу, наверное, самый бесчеловечный фолкнеровский убийца.